- Все верно. - Эмили согласилась с выводами Винсента о себе и немного встрепенулась. - Только я и без помощи предков продолжила бы учиться. Спортивная стипендия, да что там, меня в лигу зовут, позволила бы оплатить учебу, работа на радио, да я бы на вторую работу устроилась, посуду бы в ресторанах мыла, лишь бы вперед идти! Я это я, Эмили Нортон, а не придаток к мужу и какая-то мать-производительница. - Глаза Эмили на несколько секунд загорелись, но вновь потухли, как только вернулось осознание, что все мечты придется оставить в прошлом с невозможностью выйти днем на улицу.
Девушка несколько поникла, но на словах о физической боли, сводящей с ума и вовсе съежилаь. Что-то о такой боли она узнала этой ночью. Узнала больше чем должен был знать человек. Может так и есть? Может она просто сошла с ума, а все что происходит сейчас - вампиры, расхаживающие со глубокими но не кровоточащими ранами и высаживающие железные двери легким нажатием, ее собственное исцеление, полиция в машине борцов с вредителями, все-все происходящее только плод её сумашедшего воображения, бегущего от жестокой реальности. Может это все лишь галлюцинации, а она по прежнему умирает там на алтаре? Но даже если так, ну и пусть. Лучше такие галлюцинации и существа из сказок, лучше пить кровь, чем истекать ею...
Дослушав до конца, Эмили протянула руку, положила на плече Винченцо и несильно сжала, глянула на него и попыталась ободряюще улыбнуться. Если то, что он описывал, было хоть немного похоже на тот ад, через который сегодня прошла она, поддержка ему нужна была не меньше чем ей самой. Ну и что, что виду не подавал, наверняка отголоски такой боли до сих пор терзали сира. Но ничего, с любой напастью вдвоем бороться легче, может и с этим они справятся.
- Значит, кто-то тебя вырубил, убил твоих друзей, спихнул все на тебя, но вместо того, чтобы оставить на улице, спрятал в надежном месте, куда за двадцать лет не попало ни солнце, ни любопытные туристы, ни огонь, ни одна другая живая душа. Возможно несколько раз перепрятывал, двадцать лет - срок большой, тайные убежища могли становиться общественными местами и наоборот не один раз. А теперь кто-то другой тебя нашел в секретном месте и пробудил ото сна? Так?
Эмили задумалась, но тихонько, себе под нос пробучала:
- Двадцать лет назад, сорок четвертый. За год до моего рождения, когда папа последний раз был дома...
Выходило, что у Винса был враг, враг, который сделал такую гадость, враг которого сам Винс не знал, и враг, который мог испортить ему (и ей) жизнь еще раз. Неизвестный враг опасней втройне, это, наслушавшаяся военных баек Эмили понимала хорошо. Оставлять такого нельзя. Одно дело когда ты видишь снайпера в прицеле, и он тебя видит в прицеле, и вы оба понимаете, что даже если кто-то будет раньше, времени нажать на спуск второму хватит, и совсем другое дело - понимать что ты на мушке, и не понимать у кого.
Но почему его оставили? Зачем было сохранять жизнь врагу? Чтобы воспользоваться его правами, разумеется. Деньги, избирательный голос, может власть. Имуществом недееспособного человека распоряжаться проще, чем имуществом мертвого.
- И ты не знаешь, кто это сделал? - Зацепившись за загадку, как за спасительную соломинку, Эмили вновь немного приободрилась, но задумавшись, в профиль чем-то напоминала задумавшую шкоду лисицу. - Что у тебя было тогда, то что могли использовать? Деньги? Власть? Никто не справлялся бы с такими трудностями, не будь ты тогда важен. Кому-то это все досталось. А еще тот, кто разбудил тебя, он ведь знал, где искать, а ты и не догадываешься, кто тебя там оставил.
Нет, с лету эту загадку решить не удавалось, да и путей виделось два - искать кому выгодно, и искать кто мог знать. Оба пути могли привести к тому врагу, но располагая только таким коротким рассказом трудно было сделать более точные выводы.