Базука выпала из рук старика - громоздкая железка, толку от неё в тесном бою было ноль. Бродяга впился своими руками в ссохшееся горло мертвеца, надеясь оторвать чертову бошку нахер! Маркус почти не различал того что творилось перед единственным глазом: все сливалось в одно кровавое марево, а легкие разрывало от желания сделать заветный глоток. "Давай! Ну же! Рви! Дерись! Ты не можешь умереть!", - кричало сознание или же чертовы голоса орали на него, чувствуя, что старик как никогда близок к свободе. - "Ты слишком труслив чтобы сдохнуть! Живи!"
Всё изменилось в один момент: не было ни боли, ни красной пелены, а легкие вдыхали чистый и свежий воздух. Его руки касались...живой, теплой, приятной на ощупь кожи! Перед ним, прямо напротив, лежала миловидная женщина средних лет с иссиня черными волосами. Полные губы замерли в теплой улыбке, а в карих глазах легко читалась любовь. Руки её покоились на груди Макнейла. Где-то внутри старика что-то йокнуло - женщина выглядела так знакомо, что хотелось плакать. Он прижал её к себе, крепко обнимая и шепча, что больше никуда не уйдет, что его дорога домой наконец-то закончена...
Хватка старика ослабла на горле умертвия, единственный глаз закатился, а в воздухе, похоже, больше не было никакой потребности...
Где-то в рюкзаке Маркуса, среди бесконечного хлама бережно накапливаемого годами, так и осталось лежать полуистертое фото, на котором были запечатлены три человека: мужчина, женщина и подросток. Их лиц уже практически нельзя было различить, но всё ещё безошибочно угадывались длинные черные волосы девушки, крепко обнимающую своего мужа и сына.