Чавкает податливая плоть под клинками-пальцами, брызжет теплая кровь из ран, льется ручейками, капает на землю, течет по рукам. Хорошо, приятно убивать бога. Улыбается клыкастой пастью Потрошила, когда бог лопается и его всего пачкает смесью из потрохов, крови и дробленой кости. Было в этом что-то... Правильное, что ли?
Все это место накрывает тьма, мрачный храм снова тянется в небеса стенами и башнями, рвутся вверх тысячи щупалец.
Потрошила не сопротивляется, когда они обвивают его искореженное, измененное тело. Не кричит безумно, не рубит их клинками. Ибо он впервые обрел покой и умиротворение, убив и разрезав на куски бога.
Стал ли он от этого менее безумным? Конечно же нет, нормальный человек сейчас бы боролся или бы умолял чудовище отпустить его. Потрошила, чувствующий, как его руки и ноги тянут в разные стороны, как его голову и туловище все сильнее сдавливают, остался все тем же психом.
Но он был психом, что убил бога. Собственными, пусть и мутировавшими, руками. И оставалось ли в мире, реальном и потустороннем, хоть что-то, ради чего оставалось жить? Хоть что-то, к чему стоило теперь стремиться?
Нет.
С влажным, чавкающим хрустом Потрошила исчезает в Лимбе.