Когда буря лизнул мейн песчаный языком, Стиг обрадовался. Больно сучье племя его затрахало. Но когда буря вцепилась зубами, когда швырнула венец творения человеческого - выдающую шестьдесят миль в час крепость на колесах, аки бухой рейдер бутылку тормозного дистилята - тут Стиг наложил в штаны. Без метафор.
Не, внатуре, без пиздежа, Ваффер считал что его сложно напугать. Всякой жути насмотрелся (да если бы только смотрел). Людоеды там всякие, колдуны ебнутые, фашисты и прочие долбанные мудаки. Че далеко ходить, у тех же мотосук в мейн были такие игрушки, что шерсть на жопе начинала напоминать о своем существовании. Учитывая образ жизни Крысы, ему частенько приходилось не просто наблюдать, но и участвовать в холодящих кровь действах. В банды не берут нормальных людей, приходилось доказывать, что ты "свой". Впрочем, Стиг к тому моменту был уже настолько "полным уродом", что его подобное не понимало. Женщин и детей? Да ебать, базару ноль.
Было, однако, то, чего Крыса искренне боялся. Колдовство. Он боялся даже не постоянно существующей угрозы словить проклятие какого-нибудь убого хмыря в лохмотьях, так, что ноги сгниют за день. Или там абсолютно презирающего здравый смысл псайкера, который мог впитать грудью полную обойму, после чего гоняться за чуваками и нарезать их голыми руками. Такие феномены встречались, и Стиг принимал их как факт. Страшным было само явление невозможного. В такие моменты Крыса явственно ощущал власть сил с "той" стороны и понимал, куда попадет после смерти. Вот это рейдера действительно пугало.
Ваффер забился в щель и рыдал. Искренне, мать его, рыдал. А когда Ирвин аки пророк о смерти пизданул, так Крыса и вовсе стал лбом по полу отбивать, периодически выкрикивая, что он сделает что угодно, лишь бы его отпустили.