Всё сильнее въедалось ощущение того, что как только силы подходят к концу, и ты готов заснуть сладким сном, начинается всякая чертовщина. Энсон посапывал, любовно обняв винтовку, и тут понеслось. Опять этот голос. Парень проснулся, но прикидывался спящим. Едва приоткрыв глаза, наблюдал за всеми. А особенно за колдуном. Хикаха выглядел как выжатый лимон, не удивительно. Дорого никого не пощадила. А вслед за нечеловеческими, проникающими, казалось, в самый череп словами последовал ещё и природный феномен. Неужто в этом, потрёпанном бесконечными странствиями, облаченном в выцветший форменный комбинезон и всякие дикарские побрякушки, теле заключена такая невообразимая сила? У Энсона родилась идея, шальная мысль. Но усталость оказалась сильнее, и призрак провалился в мрачный, как бездонный колодец, сон.
Проснулся парень сам, когда в лагере началось ворошение. Многолетние тренировки не давали чувствам и рефлексам ослабнуть даже во сне. Да и спать всю ночь доводилось не часто. Ночь удобное время.
Вождь внушал уверенность и решимость. Что тут сказать, он был будто одержимый, и прямо заражал своей одержимостью. Энсон быстренько заглотил какую-то еду сомнительной свежести, впрочем, не обращая внимания на такие мелочи. Когда выдвинулись, увязался за псайкером, прямо прилип. И, дождавшись удобного случая, задал вопрос, ещё с ночи сидевший в голове:
- Знаешь, Пророк, я раньше думал, что все эти рассказы про силу пустошей, тёмных богов, пути и знамения - всё это бред подыхающих от голода оборванцев, изгнанных в пустоши. Раньше, - снайпер запнулся, словно не решаясь, стоит ли это вообще говорить, - я бы о таком и говорить не стал. Но сейчас мне стало интересно. Готов поспорить ты дорого заплатил за свою силу. Чем ты пожертвовал?