Фе оказалась во всей этой кутерьме тихим наблюдателем. Она не спешила на помощь к Ульриху, не гневалась на Найджелла, не делала ничего, а просто сидела скрестив ноги на земле и смотрела на все спокойным мудрым взглядом. Ульриху было кому помочь. Цера и Сильмини чуть не подрались за право спасти его. Ведьмак чему-то наставлял юного Найджа, а тот в свою очередь о чем-то ему рассказывал. Феари же осталась наедине со своими мыслями, и пока эльфийка пребывала в трансе, Феари погружалась в свой транс.
Ах, милый, милый мой отец. Как жаль, что тебя нет рядом, как жаль, что твоя горячая ладонь не коснется моего плеча. А я бы хотела сейчас тебе рассказать, куда завела меня странная дорога на пути к тебе. Посмотри, если ты еще можешь видеть, в кого я превращаюсь. Не то птица, не то зверь какой чудной. Папочка, я так боюсь! Мне страшно, что станет со мной, когда я вся покроюсь чешуей и перьями. Кому я могу об этом рассказать? Кому, как не тебе знать, какой бываю я слабой и трусливой перед лицом опасности. Мне бы хотелось вжаться в твою куртку, пропахшую, отчего-то, машинным маслом, и выплакаться, размазав рыжие кудри по мокрым соленым щекам. Но ты так недосягаемо далек сейчас, что мне остается лишь говорить с тобой в своей голове. Боги, какая же я жалкая..
Гляди же, папа, в кого я превращаюсь. Я теперь обрученная женщина. Удивлен? Хах. И я не меньше твоего. А ведь ты вероятно думал, что твоя пигалица так всю жизнь в девках и пробегает. А оно, видишь, как иногда происходит.. Никогда не знаешь, где найдешь. У меня появились друзья, папа. А Мель.. Мель улетела. Бог ее знает, куда упорхнула эта дикая бестия, но у одной из нас, в любом случае, это вышло. У меня крыльев не отрастает, да и перья, что показательно, черные. Как думаешь, что означает этот цвет? А если решить, что цвет перьев зависит от твоих помыслов? Что ж, в таком случае, Мель была святой. А я.. а что с меня взять..
У меня появились друзья, папа. Вон тот высокий рыцарь с голыми бледными руками - это Ульрих. Он немного странный, папа, но хороший. Вот знаешь, бывают такие люди. Они творят всякую фигню, а ты все равно их любишь. Потому что они от чистого сердца эту всю фигню творят. И им сразу начинаешь верить, с первого же мгновения вашего знакомства. А чуть больше пообщаешься, и уже готов душу за них отдать, чтобы хоть чуть-чуть оказаться причастным к этой святой простоте. А там, рядом с ним химера Цера. Тоже, знаешь, зверушка забавная. Она, что Ульрих, творит и вытворяет, но все от души и от непомерного голода. Я, вероятно, притягиваю к себе таких чудесатых, может потому, что влюбляюсь в них безвозвратно и сразу же. Будто во мне чего-то недостает, что есть у них. Будто бедняк смотрю на их душевную чистоту и всеобъемлемость, и завидую белой завистью, и хочу быть ближе, хоть на толику ближе быть к этой безграничной душевной щедрости. Хах, а вон и Валар. Мой муж. Представляешь? Мой. Муж. Звучит гордо. И выглядит гордо. И вообще, папа, что ты понимаешь в женихах? Они для тебя все как на одно лицо, пока ты их в своих спорах не сделаешь. Только тебе это опять не удастся. Ведь ты только в моей голове. Мой бледный нежный призрак. Боже, папочка, как же я по тебе скучаю.. если бы ты только знал!
А есть еще Сильмини. Она Эльфа. Эльфийка. Альвари. Ну.. я не стану тебе ничего говорить о ней. И нет, я не краснею. Нет, даже не говори ничего, это мое и сугубо мое личное тело.. ой, дело. Неважно. Я к чему это все говорю тебе, папа. Я ведь не знаю, сколько еще буду пребывать в здравом уме и памяти. Может, обернись я этим чертовым коднаром, я и забуду все на свете, и своих друзей узнавать перестану. И о тебе, разумеется, тоже забуду. И.. ты, папа, не скучай тогда без меня. Сердцем-то я всегда, ты же знаешь, буду с тобой. Где бы я ни была.. и кем бы ни стала. В любом случае, верь в меня, как ты всегда это делал. Мне оно сейчас, папочка, очень нужно. И чем дальше, тем нужнее...
Сильмини пришла в себя, закашлявшись, и Феари отвлеклась, ухаживая за любимой. А потом Найджелл подбегает в Ульриховой рубахе, словно рясе, и начинает извиняться. Феари улыбается и непонимающе смотрит на него. Да чего ж ему неймется? С чего он решил, что чем-то задел ее или обидел? Неужели он думает, что в его власти причинить ей что-то посильнее легкого беспокойства? Феари треплет его по светлой кучерявой голове и смеется, прикусив нижнюю губу. Она любит и его, этого мальчишку во всем своем существе. Озорного, наивного и такого смешного. Любит и прощает за все заранее. Ибо любящее сердце обид не знает. И ей становится легко, до безумия легко, будто и не было никакого в ней проклятия, будто и не было перьев и этих странных голосов. И мелкие черные лепесточки-перья опять улетают вслед за неожиданно теплым ветром, оставляя ее горячее, неуемно любящее сердце в покое хоть на пару кратких мгновений. На пару мгновений счастья.