Насторожённый взгляд из-под опушённых инеем бровей устремляется на огневласую человеческую женщину. Как же хорошо, что отключила свои эмпатические способности Сильмини, что не способна она почувствовать весь пожар страстей, что бушует внутри леди Феари, а следом за ней его всепроникающее пламя обжигает своими искрами и рыжего ведьмака, заставляя забыться в мареве видений на какие-то мгновения. Если бы только она читала их эмоции, то кто знает, может, схватила бы свой лук и бежала прочь от таких спасителей, бежала без оглядки прямо в зиму, чтобы найти в ней спасение от их жаркого пламени. Но не знает она, не ведает. В синих очах понимание плещется, видит она, как смотрит на неё Феари, и за восхищение это принимает, не раз виденное у людей, мало имевших прежде дело с альвами. Удивительные создания люди - видят прекрасное в других и так редко замечают это в себе, а ведь они тоже могут быть прекрасны. Каждый по-своему. Красота - она ведь не только во внешнем проявлена, но и во внутреннем. Показалось Сильмини Келевон, что помимо восхищения в этом взгляде и что-то ещё кроется, но присматриваться не стала. Было чем заняться и кроме игры в гляделки с рыжей красавицей. А только щекотно как-то на душе стало, словно бы дразнил этот бесстыжий взгляд, пальцами по бокам проводил, вызывая дрожь от чувства этого щекотного. Пора бы уже привыкать к такому отношению людей, пыталась мысленно унять эту дрожь белокурая эльфийка.
Рассуждения ведьмака о зелье, которым она его напоила, заставили Сильмини призадуматься, а не ошиблась ли она с консистенцией и пропорциями. Ведь прежде она зельеварением занималась для исцеления альвов, а организм альва разительно отличался от человеческого - может быть, не внешним видом и не внутренними органами, но током энергий, струящихся по телу. Впрочем, как раз травы оказывали на людей и альвов примерно одинаковый эффект, за редкими исключениями. Потому вряд ли она могла ошибиться. Да и была у неё практика в людском посёлке, где она училась исцелять людей. Нет, ошибки точно быть не может. Напрасно только волнуется.
- Должно быть, в этом мире не водится альвов, - предположила эльфийка на замечание Валара, что он раньше не встречал представителей её вида. Она чуть пожала плечом. - Думаю, в этом нет ничего удивительного. Не везде ведь нам жить, верно? Для меня также честь встретить вас, - учтиво кивнула Сильмини. - И не думайте даже вставать, вы ещё слишком слабы, отдохните перед дорогой как следует, силы вам ещё пригодятся. Я всё сделаю, сэр Валар, вам достаточно руководить мной, не вставая с места, - заверила его целительница.
И по указаниям ведуна принялась готовить нужный отвар.
Хотела и Сильмини вмешаться в возникший спор, решавший судьбу несчастного южанина, неприятно удивившись рвению такой кроткой леди Феари лишить жизни человека. Однако, защитников у Исфархана хватило и без альвари, а удивление сменилось пониманием, когда эльфийка из слов огневласой заключила, что та почему-то решила - южанин уже мёртв и его никак не спасти. Но ведь Сильмини только что говорила обратное! Что может ещё попробовать ему помочь и облегчить страдания. На первых порах облегчить, а потом, постепенно, раз за разом вкладывая силу, можно будет и окончательно Исфархана вылечить.
- Южанин жив, - покачала головой альвари, когда спор был без сопротивления Феари окончен и вопрос о судьбе смертельно раненого, но живого мужчины улажен. - Его ещё можно исцелить, пока в нём живёт эта сущность. Благодаря ей он живёт, его собственная фэа не покинула его тело. Когда нам представится такая возможность, я поговорю с обитающим в нём духом и узнаю, что ему нужно и не согласится ли он найти себе иной сосуд.
Вообще-то она понимала и разделяла опасения Феари относительно того, как они будут нести через враждебно настроенный лес носилки с раненым. Но не изменила бы своего мнения, даже если бы своими глазами видела, что творилось с Ульрихом после предыдущего такого перехода. Если человек жив и его ещё можно спасти - нужно бороться за его жизнь. Конечно, если бы отряд нёс явные потери из-за Исфархана, эльфийка выбрала бы меньшее из двух зол, но здесь всё было непонятно... человек жив, а Ульрих готов его тащить... почему нет?
Был ещё и Валар, едва ли способный самостоятельно передвигаться, так он ослаб, но его состояние всё же улучшалось и не шло ни в какое сравнение с положением южанина. Ведун сможет идти при поддержке женщин, а Найджелл мог бы помочь рыцарю с носилками, на которых лежит южанин.
На побрившегося ножом ведуна Ульриха Сильмини взглянула с любопытством, пытаясь за окутывавшим его снежным облачком различить черты его лица, мысленно снять иней с бровей и убрать снежную седину из волос. Ей очень хотелось бы увидеть Синего Рыцаря, каким он был до проклятья. Каким был в лучшие времена, не испорченный тяготами долгих переходов, сражений и злых колдунств. Наверное, он был красив и благороден ликом, как то и подобает аристократу родом из загадочной Гемландии. Ну, то есть, это подобает всем аристократам, а гемландским, надо полагать, в особенности. Может, если ему окунуться в горячий источник, заклинание мерзлоты спадёт и её взору предстанет подлинный сэр Ульрих фон Бранден из дома фон Бранденов? Живой и тёплый, похожий на человека, которым он по большей части и является, хоть и не совсем. Хотя, альвари вдруг это поняла, внутри-то он такой и есть... под этим панцирем из льда и снега скрывается пламенное сердце. Это почувствовала она, это чувствует леди Феари, так тепло его обнимавшая, это знает определённо ведун, да и Найджелл держится рядом с ним, несмотря на проклятье, не просто так. Вот он какой добрый и всеми любимый, оказывается, рыцарь изо льда и пламени. Добродушный нескладный остряк, любитель поговорить и еду состряпать, и на редкость чуткий и трогательный человек. Наблюдая за ним уже какое-то время, Сильмини видела, с каким трепетом и вниманием он относится к каждому в их небольшом отряде. Пытается решить проблемы каждого, помочь чем может, невзирая на свои собственные трудности с хромой и сломанной да чудом сросшейся ногой. Нет, этот человек определённо был достоин восхищения, и сердце эльфийки наполнялось теплом при мысли о нём. Ей так хотелось поделиться этим теплом с Ульрихом, чтобы хоть немного его согреть. При виде бьющего его озноба и самой становилось холоднее - и она начинала мелко подрагивать, вынужденная снова возвращаться к костру, чтобы испросить у него последние остатки согревающего тепла. Как же ему нужно тепло...
Странный жест Церы с выпяченными верхними поверхностями бёдер вызвал удивление у эльфийки, довольно смутно, но на удивление верно догадавшейся о предназначении подобных жестов. Прежде Сильмини не приходилось видеть подобного оскорбительного жеста ни в среде своих сородичей, ни среди людского народа азаров, весьма уважительно относившихся друг к другу. Ребятня там всякое чудила, конечно, но ничего похожего на показанное химерийкой альвари не видела. Она только головой покачала, вот ведь эти двое странные какие, всё неймётся им, оскорбляют и обзывают друг друга всячески. Люди говорят, от ненависти до любви один шаг. Может, так и случится в конце концов, ведь, как ни крути, а им предстоит ещё путь в одном отряде, надо свыкаться как-то со спутниками. Ещё увидит, может, эльфийка, как химера со сквайром тепло обнимаются и радуются близости друг друга, как Цера кроликов ловит для Найджелла, а тот в благодарность учит её обеды готовить да песни петь и крестиком вышивать. Такой милый и уютный образ предстал перед глазами эльфийки, а затем развеялся с очередными бранными словами сэра Ная в адрес химеры-охотницы, и она головой тряхнула. Ни дать, ни взять - наваждение. Но а вдруг сбудется?
А когда Найджелл по дому загрустил, совсем грустно стало и альвари. Сама не заметила, как тихие слёзы по щекам потекли и в костёр закапали, вызывая обиженное шипение уже едва держащегося пламени. Приласкать мальчишку захотелось, утешить, и сказать, что сама о том же думает и по дому тоскует, да он уже с места сорвался и убежал куда-то в слезах. Надо было делом заниматься, отвар готовить, не до чувств сейчас было. Ещё будет время выплакаться. Молча проглотив ком в горле, альвари утёрла со щёк берущиеся морозцем влажные дорожки.
Слушала Сильмини Келевон историю Ульриха, очень внимательно слушала, не отвлекаясь, впрочем, от помешивания зелья готовящегося да подкладывая в отвар всё, что ей ведьмак говорил. Процесс зельеварения в этом случае был не слишком кропотливый и на разговоры времени хватало, хоть и оставалось его у них не так много, как хотелось бы, чтобы хоть Валара успеть на ноги поставить.
Исфархан врагом их был, значит, поняла Сильмини с первых же фраз Ульриха. И подивилась про себя, какое же человеколюбие надо иметь, чтобы раненого врага выхаживать и с собой столько времени нести. Как поняла эльфийка, с отрядом тогда шла некая Мэлья, колдунья, верившая, что южанина ещё можно спасти. Может, она видела то же самое, что Сильмини, а может, и знала, каким способом ему помочь, это так и осталось загадкой. Но факт, что по её воле и по её желанию поверженного, но выжившего противника не стали добивать, а забрали с собой, надеясь исцелить в пути.
Дальше был рассказ о колдовской Стене, ставшей причиной проклятий Феари и Ульриха. И не только их - ещё и Мэлья, спутница их, подверглась воздействию Стены и по этой причине оставила отряд. Слышала горечь альвари в голосе рыцаря, когда он о расставании с ней говорил. Дорога ему была колдунья, наверное. И последовавшие его слова, что проклятье стало сильнее после её ухода, только подтверждали догадку.
- Я не знаю, кем тебя сделало проклятье, но до сердца твоего оно не добралось, видит Илуватар. Сердце у тебя доброе, Ульрих, - обронила напоследок эльфийка, вложив всю теплоту свою в слова эти и позабыв про всяких «вы» и «сэров», по-простому это сказав, по-дружески.
- Почти готово уже, - сообщила Сильмини, оценивая степень готовности зелья по всплывшей пенке и обилию пузырьков на поверхности кипящей воды. Брать пробу с подозрительного зелья она не решалась. Лучше сразу потом выпить, и будь что будет. - Я вот всё думаю над вашей историей и чего не поняла: откуда вы шли, что в такие дебри забрели, куда путь держите, что это за фонтан, о котором леди Феари упоминала, и что за ложку такую важную потеряла леди Мэлья? - спрашивала она у тех, кто мог и желал ответить.