Тёмная суть этого мира мешала ей чаровать, отбирала волшебную энергию, вытягивала её из Сильмини прямо во время волшбы. Она чувствовала себя так, будто после дней голода нашла румяный, аппетитно пахнущий каравай хлеба, способный насытить её целиком, но, успев отщипнуть от него пару раз, вдруг обнаружила, что мякоть на глазах наливается тяжестью, твердеет, хлеб становится сухим и чёрствым, и каждый укус даётся всё трудней, и очень скоро каравай становится совершенно несъедобным. Эльфийка лишь слегка насытилась этим хлебом, ровно настолько, чтобы не умереть с голоду сейчас и протянуть ещё немного, но сил он ей особо не придал. Магия сработала не полноценно. Не удалось до конца срастить сломанные рёбра, кости стали зарастать, но трещины не ушли совсем и продолжали вызывать боль. Зато мягкие ткани, мясо и кожа срослись, от ужасной раны в боку остался заметный шрам, но из него не сочилась кровь, а новая уже вырабатывалась эльфийским организмом, распределяясь по кровеносным сосудам там, где её не хватало. К сожалению, не так быстро, как бы этого ей хотелось, оттого слабость никуда не делась, и более того, накатила сонливость. Естественное состояние, когда теряешь много крови и вдобавок замерзаешь. Естественное - для человека, но альвы редко поддавались подобной слабости. Они любили свой мир, а он любил их, между ними царила гармония, и они платили друг другу добром за добро. Здесь всё было иначе.
Веки, налитые свинцом будто, закрывались. Колючая, губительная тяжесть, когда видишь спасение для глаз и для себя в том, чтобы сомкнуть веки. Иначе ослепнешь. Иначе сознание потеряешь. Или не будешь видеть до конца дней своих, если не поддашься своей усталости, не позволишь себе маленький отдых. Только было понимание, что этот отдых равносилен смерти. Сильмини не боялась отправиться в звёздные чертоги, но не хотела сдаваться. Не хотела умереть такой глупой и непонятной смертью, когда ничто её не предвещало. Сначала была засада, в которую угодил отряд. Затем это странное перемещение в чужой мир. Кто это сделал и для чего? Её не спрашивали, но... не для того же это сделали, чтобы она сразу погибла? Ведь нет! Это было бы совсем глупо и непостижимо. Потому она боролась, пыталась прогнать сонливость, не поддаться ей и не закрывать глаз дольше, чем это требовалось для их естественного увлажнения при моргании.
- Ах... ах... ах-ха... кхе-кхе... кхе... - тяжело дышала она, перемежая дыхание с кашлем, и сейчас альвари была безумно рада этому кашлю. Худа без добра не бывает, и болезненный кашель, вызванный сломанными рёбрами грудной клетки, становился в этой ситуации спасением, не позволяя провалиться в сон, поддаться этому искушению и превратиться в заснеженную статую.
А потом она увидела сплетение разноцветных нитей, и одна из них протянулась из замысловатого клубка прямиком к ней, прошила пространство тропкой на снегу, соединяющей зиму и осень, мир умирающий и мир, не желающий умирать, но знающий свою судьбу и плачущий в тоске. Плачущий... и не сдающийся, и ещё способный помочь тем, кто нуждается в его помощи, помочь искренне, хоть зло просочилось уже и в его владения, проросло красными наливными яблочками - мечтой алхимика. Эта нить - она была особенной. Была для неё, для Сильмини, живительным глотком воды в пустыне, ещё одним ломтем свежего хлеба, придающим сил, порывом свежего воздуха в душной комнате. Она была золотого цвета, и шил её человеческий ведун, к которому альвари обратилась.
И она увидела запутанный, переплетённый клубок нитей-судеб, связанных воедино в одном пути. Таких разных жизней и судеб. Таких различных в своей сути существ. Троих она уже знала, четвёртый ощущался странно, но он тоже был тесно связан с ними. Чудесное зрелище это было, увиденное не глазами, а чувствительным магическим восприятием альва. Сильмини испытала благодарность за предложенную руку помощи - для неё эта нить виделась действительно рукой, протянувшейся к ней издалека, чтобы помочь подняться и идти, и направить её в нужную сторону, подсказать дорогу к спасению. Она ощутила небывалый душевный подъём, а вместе с ним и прилив сил, и ослабление боли. Эта золотая нить питала её силой, которой самой эльфийке так не хватало. Питала искренне, от души, хоть её было и мало, этой силы. Зато теперь женщина могла попытаться встать и идти. Она бы бежала, но на это сил точно не хватит... хотя бы дойти...
Взгляд синих, заледеневших будто глаз заискрился в удивлении, когда Сильмини увидела зазмеившуюся по снегу тропинку, уходящую к спасительной реке и лесу за ней. Увидела в реальности, а не в своём воображении. Это была сильная магия, частично магия этого мира, частично в её узор была вплетена сила ведьмака и каждого, чья нить составляла эту дорогу. И по этой тропинке к ней бежали крохотные создания, похожие на пушистых лисиц с рожками. Первое мгновение напряжения при их виде ушло - альвари было испугалась, что они так же испорчены тьмой, как Рогатые Псы, но нет, она ощутила их мыслеобразы, их эмоции. Это были дружелюбные бойкие создания, весь смысл жизни которых заключался, казалось, в том, чтобы помогать друзьям и кушать мышек. Маленькие, прожорливые, легкомысленные, но при этом невероятно храбрые и дружественные животные. А ещё на них была поклажа, что ещё больше удивило эльфийку - это кто же использует таких крох как вьючных животных?
Они принялись прыгать вокруг неё и тереться, а она не удержалась и протянула руку, чтобы погладить их такую тёплую шёрстку, согреть пальцы заодно, но увидела на пальцах свою замёрзшую кровь и отдёрнула руку. Надо вставать и идти. Теперь её шансы спастись значительно увеличились, благодаря помощи ведьмака. Не хотелось сейчас думать, что она могла завлечь путников в западню, что их помощь губительна для них же. Ей дали шанс, и она должна им воспользоваться.
«Друзья, - мысленно подтвердила альвари, обращаясь к рогатым пушистикам, и принялась подниматься со снега. Нашла взглядом уцелевший лук, взяла его. Каждое движение давалось с трудом, из-за холода суставы успело свести и Сильмини слышала, как тело хрустит, возвращая прежнюю гибкость, и как этот хруст отдаётся болью в груди. Дышать всё ещё было трудно, но уже не так мучительно. Она поднималась и отвлекалась от боли и сонливости разговорами с пришедшими на подмогу храбрыми друзьями. Говорила с ними такими же короткими отрывистыми фразами-мыслеобразами, понятными им. - Друзья. Спасибо. Я пойду с вами. Уже встаю. Сейчас. Трудно и больно. Но я пойду. С вами. С друзьями. Мышей нет. Простите. Еды нет. И мышей».
Альвы не ели мяса, но понимали их необходимость в рационе других существ, потому Сильмини нисколько не смущало, что рогатые лисички просят накормить её мышами. Интересно, а в тех тюках у них на спинах нет мышей? Раз они их так любят, то должны быть. Но, кажется, на самом деле они не были голодны, просто любили покушать и любили мышей.
Новое неожиданное появление отвлекло едва поднявшуюся на ноги эльфийку от разглядывания лисичек. Стоило ей посмотреть вперёд в направлении Ажурной реки, куда вела проложенная ведуном тропа и откуда прискакали пушистики, как она заметила приближающегося человека. Хотя на человека он был совсем не похож. Это был синий морозный рыцарь, необычайно мрачный с виду и с заледеневшим мечом впечатляющих размеров. Сильмини подумала, что он мог бы быть безраздельным властелином этой зимы, хозяином снежной пустоши, в которую она перенеслась из Азариса. Могущественным магом водной стихии, создавшим свой собственный уголок зимы посреди необъятных просторов этого мира. Однако, эта зима была не его. Альвари чувствовала, что он сам от неё страдает. Это было похоже на проклятие. И ещё этот синий цвет живо напомнил о синей нити в узоре дороги. Наверное, она принадлежала ему. Значит, её всё же не послушали, отправили помощь. Благодарность и радость перемежались с опасением, со страхом последствий такого их решения.
Впрочем, сейчас и Сильмини Келевон предстала на глаза этому человеку в таком виде, что он мог подумать о ней плохое. Да хоть то же самое, что она о нём. Вся извалявшаяся в снегу и крови снежная фурия, с разметавшимися заснеженными серебристыми волосами, в белой тунике, искромсанной на боку жуткими когтями, с трудом стояла, провалившись то ли по щиколотки, то ли по самые лодыжки в сугроб, держала опущенным короткий лук, испачканный кровью, и насторожённым, безумным немного взглядом из-под густо припушённых снегом бровей смотрела на приближение незнакомца. Плечи были напряжены, тело чуть наклонилось вперёд для лучшей устойчивости, но со стороны могло бы показаться, что она готова броситься на врага. Она была прекрасна и ужасна своим видом одновременно. И вокруг неё была застывшая смерть, увековеченная в обезображенных Кумой и меткими альвскими стрелами трупах пропитанных зловонной ненавистью рогатых псов.
Но этот рыцарь льда не был ей врагом. Более того, он был другом, она это поняла, хотя и не сразу в это поверилось. Слишком много необычного он нёс за своей душой, даже помимо этого проклятия, превращавшего тёплого живого человека в повелителя холода. Он не был полностью человеком и этим напоминал по ощущениям полуженщину-полузмею. Тоже наполовину чудовище, вот только если у змеи суть монстра была очевидна, то его монстр прятался глубоко внутри, и увидеть его сейчас, почувствовать Сильмини помогло лишь эльфийское чутьё к таким вещам. Альвы умеют зрить в корень и видеть истинную суть вещей, по крайней мере до тех пор, пока их собственная суть не отравлена ядом какого-нибудь проклятья.
Он заговорил, заикаясь, должно быть, от жуткого холода, из-за которого у него зуб на зуб не попадал, и она хотела ответить, даже не сразу обратив внимание, что понимает его речь и - о да, это был общий язык! Однако, прорезавший пространство вопль оборвал её мысли и заставил оглядеться, чтобы понять, кто кричал и откуда. Это был злой голос, голос врага, направленный на цель. Жуть, от которой кровь леденеет. Она не успела ни назваться, ни даже удивиться имени ведуна - ведь это же его имя было Валаром? Очень необыкновенное имя для смертного человека. Имя, звуки которого так много значат для эльфа. Но это было только имя.
Услышав о драконе, альвари попробовала выпрямиться - в груди кольнуло острой болью и даже в глазах на мгновение потемнело, и она отказалась от этой идеи. Но всё равно упрямо повернула шею так, чтобы видеть небо. Её взгляд блуждал поверху, готовый впиться в любую заметную точку, выделяющуюся на общем фоне неба, а острое зрение позволило бы рассмотреть немного больше. Если там дракон, почему она его не чувствует? Эльфийка прислушалась к окружающему фону живых существ.
- Э-это он кричал? - глухо спросила она, вдруг сообразив, что и сама так хорошо промёрзла, что говорит с этим морозным рыцарем стуча зубами и запинаясь. Её руки дрогнули, поднимая лук, затем правая потянулась за плечо, за новой стрелой из колчана. Передавать лук Ульриху фон Брандену из дома фон Бранденов было бы нелепицей, своими обледеневшими пальцами он бы не только не смог выстрелить, но и порвал бы тонкую, хоть и достаточно крепкую тетиву. А её руки, хоть и дрожали от холода, зато пока слушались. Она решила всё же назваться, это было нужно сделать, простая дань вежливости, и общаться удобнее по имени. - С-сильмини Келевон из д-дома Леонтари. П-покажи мне его, и я выстрелю.
Если этот дракон также поддался Тьме, как рогатые псы, убить его - значит, освободить его светлую душу, заточённую в оковы страдающего ненавистью и злобой ко всему живому тела. Драконы на Азарисе водились, но были не более чем животными или чудовищами, на которых охотились специально обученные рыцари и ведьмаки. Не было дома у Сильмини тех мудрых тысячелетних драконов, что обитают в иных мирах. Потому и отношение её к драконам было таким же, как к любому другому живому существу.
Подумалось, почему бы Ульриху не сразить дракона снежной бурей, которой он, похоже, мог управлять. Наверное, на то были причины, и альвари довольно верно догадывалась, какие именно. Гнев делал морозного рыцаря таким вот, усиливая это проклятие. Хотя она не была пока в этом уверена.