Ей показалось, будто её Зов оглушил её саму, накрыл с головой, и ничего более в мире не существовало, ничего не было, кроме этого отчаянного, исполненного боли и предсмертного страха, её Зова. Который, против её воли, вышел таким сильным из-за магии, являвшейся сутью альвари и выплеснувшейся заклятьем, усиливающим её посыл о помощи всему живому и прежде всего тем существам, которых она видела краем сознания сидящими вокруг костра у кромки манящего леса. И не только лес, и не одна река, а весь большой, источенный злом чужой мир откликнулся будто, услышал её мольбу и отозвался на неё. По-разному отозвался, каждая сторона мира по-своему принимала её зов. Та, что была добрее, помогла эльфийке дотянуться разумом своим до тех, кому посыл предназначался, и рассказала ей немного о троих из них, и давала ей шанс успеть обратиться к кому-то из этой троицы мысленно, воззвать о помощи... или предостеречь о большой опасности. Той опасности, что нависла над ними со стороны злой и наверняка большей части этого мира, также услышавшей эльфийский зов и нашедшей себе цель, которую хотелось тьме куснуть, опробовать на зуб, уничтожить и извратить её добрую природу, подмять под себя и сделать частью тьмы, чтобы захватить один из немногих оставшихся в этом мире бастионов добра и света. Этой целью была не только Сильмини - тьма протянула к ней свои кривые когтистые лапы и пока не стала трогать, оставив на сладкое. Тьма вдруг поняла, что с помощью неосторожной альвари сможет дотянуться до тех, кто успел от неё уйти за ленту Ажурной реки. Если они придут на её Зов, то снова вступят во владения хозяйки Кумы, и тут-то она настигнет их со всей своей яростью, чтобы забрать себе то, что, как считала тьма, должно безраздельно принадлежать одной ей. Их разум и желания. Их волю и стремления, которые до сих пор вели их вперёд и помогали противостоять сладострастному чёрному шёпоту Кумы. Но она уже была готова нанести сокрушительный удар, если только они явятся, придут на помощь эльфийке. И тьма не стала её пока трогать, наслаждаясь её мучениями, к которым теперь прибавилось чувство вины за проявленную неосторожность.
Ведь Сильмини Келевон поняла, что ошиблась. Поздно осознала, что рана её не смертельна и она может выжить, если сейчас попробует себя исцелить. При благоприятном заклинании трещины в рёбрах срастутся, мясо зарастёт, и ей станет легче. Тогда ей хватит сил самостоятельно добраться до моста, под его защиту, пока ещё не подоспели друзья убитых ею рогатых псов, спешащие на запах разлитой, щедро приправленной морозным воздухом благородной эльфийской крови. Ох, напрасно она кричала. Напрасно звала на помощь и обратила на себя и на других внимание тьмы, которая была занята другими своими делами, пока не услышала этот Зов, сладкий и обещающий ей увеличить своё влияние за счёт новых слуг. Слуг более разумных, более опасных, наделённых высоким интеллектом и оттого могущественных по своей природе - этими слугами могли стать те существа, которых чувствовала альвари, если они придут к ней на помощь. И Сильмини поняла, что ей нужно срочно исправить содеянное ею же. Отменить заклятье она уже не могла, оно сработало в полную свою силу, набрало мощь и отдавалось эхом по окрестностям даже спустя небольшое время после того, как Сильмини перестала кричать и звать, испугавшись достигнутого эффекта.
Где-то краем сознания она также поняла, что этот мир, бывший для неё чужим, принял её всю и вернул ей привычный в родном для неё мире дар общения с растениями и животными, со всем живым, что было в нём. Это было хорошо, преотлично даже, но если бы не последствия её зова, тяготившие теперь эльфийку. Как она могла так ошибиться. Должно быть, очень испугалась, ведь скольким альвам она помогала с их ранениями и травмами, но сама никогда не оказывалась настолько сильно раненой, и теперь знала, каково это - ощущать свою собственную боль, своего тела, а не чужого через переданные эмоции. Это были две принципиально большие разницы. Теперь она будет лучше понимать чужую боль, испытав это на себе.
Отбросила она от себя бездыханное мёртвое тело, без жалости отбросила. Эта туша больше не была тем благородным зверем, которым являлись её предки. И она была мёртвой. Просто мешок плоти, мяса и костей, мышц и опасных когтей, да костяных наростов на голове. Откинула от себя сдохшую псину и задышала часто, глубоко, насколько позволила боль в груди и боку, хрипя и кашляя. Кашель был не очень сильным и во рту не чувствовалось привкуса крови - значит, лёгкие не задеты, и это было хорошим знаком. Очень хорошим, по правде. Восстанавливать внутренние органы намного сложней, чем кровеносные сосуды и поверхностные ткани. Даже кости сращивать проще, если рана свежа. У неё должно получиться восстановиться. Только бы получилось. Нужны силы для последнего рывка - помощь ей не нужна, она сама справится, а те люди... и нелюди с ними, они пусть уходят, там, где они теперь, стало опасно находиться, тьма готовит мощный удар и может их настичь теперь даже за мостом. Ей и самой нужно от неё бежать подальше, спастись для начала от зимы, укрыться в живом лесу, лес её приютит на время.
Но сначала нужно было предупредить тех, кто, как она считала, услышал её Зов и мог прийти ей на подмогу, угодив в капкан, расставленный тьмой. Её сознание, достигшее их уютной полянки, было в некоторой растерянности от того, выбрать ли добрую женщину, несущую на себе тёмное проклятие, или ведуна-травника рядом с ней, напомнившего своей природой глорингийских ведьмаков, этих охотников на чудовищ, специально тренируемых людьми. И речи не было о том, чтобы отправить свой посыл полуженщине-полузмее, так похожей на кошмарное порождение селекции кх'нуров - в мире Сильмини люди также создавали чудовищ, но делали это редко, не так интенсивно и целенаправленно, как раса разумных ящеров, потому первое сравнение при виде подобного существа всегда было именно с кх'нурами. Созданные ими монстры были похожи на гигантских муравьёв своими повадками - это были единственные живые создания, с которыми альвы не могли взаимодействовать. И вот эта полузмея очень напоминала одно из них, хотя Сильмини чувствовала, что чудовище она не злое и обладающее зачатками разума. Наверное, с ней тоже получилось бы найти общий язык. Однако, после короткой заминки альвари решилась обратиться к ведуну, во-первых, как к мужчине - ведь мужчина ведёт, а женщина им ведома, и от его решения многое зависит, а во-вторых, как к единственному, над кем из этой троицы, как она чувствовала, не висит сейчас никакое проклятие и кто не создан искусственно. Сильмини казалось, ему будет легче принять её посыл, понять его и осознать, а затем поспешить покинуть это место, пока ещё не стало поздно. Тёмное проклятие могло повлиять на мысли женщины. Суть монстра могла сказаться на мыслях полузмеи. А мысли ведьмака казались ничем не обременёнными и не запятнанными.
Эльфийка коснулась сознания человека-травника и шепнула, но этот шёпот он хорошо должен был услышать и понять, что голос пришёл извне. Это явно не могли быть его собственные мысли.
«Уходите! Здесь оставаться опасно!» - это было всё, на что хватило Сильмини ментальных сил.
Больше она не могла ни сказать ничего, ни передать мыслеобразов, не потратив на них ещё одну часть своих магических сил, которые ей сейчас были нужны, чтобы выжить самой. Да, она не умирала, она просто была сильно ранена, но вскоре её доконают если не новые рогатые псы, то этот страшный мороз, обращавший её тяжёлое дыхание в пар, мороз, проникавший в лёгкие с каждым вдохом и делавший больно, серебрящийся снегом в её волосах, на бровях и ресницах. Альвари чувствовала, что холод пробирает её до костей - она лежала на снегу и была легко одета, дома было лето... мороз сковывал её, и нужно было поспешить, пока не стало поздно.
Не теряя времени, Сильмини Келевон направила часть оставшейся силы на то, чтобы исцелилось её тело. Магическое заклятье должно простимулировать организм и вызвать ускоренную регенерацию. Дома бы она исцелилась быстро, за считанные секунды, но как будет здесь, в этом мире, сосущем из тебя все живительные соки, она не знала. Эльфийка прикрыла веки и потянулась мыслями к живому лесу, чтобы снова вызвать в себе покой и умиротворение, необходимые для концентрации на магии. И опять же... дома ей для этого так сильно стараться не нужно было. Хотя она никогда не чаровала с такими ранами.