Ненависть, тьма, чернота злобы и белоснежный снег, сверкающий и холодный, ослепляющий своей белизной, сливались в Феари в странную смесь полужидкой грязи, чавкающей и тающей на глазах, превращаясь в мутные лужи в душе. Она мерзла, и это ее раздражало. Она хотела мерзнуть еще сильнее, чтобы кровь коднара прочувствовала, как нелегко ей будет удержаться в ее жизни. Но иная часть Феари уже не хотела прощаться с этими страшными сильными лапами, острыми когтями, черными ногами. Ей нравилось видеть проявление ее силы и злобы на теле. Она даже любовалась ею! Ювелирно подобранные чешуйки аккуратно выстилали ее руки и ноги до коленей и локотков. Перышки, черные как смоль, укрывали чешуйчатую кожу, придавая рукам и ногам теплый вид. Феари мерзла, но не так, как мерзла бы, не будь в ней проклятия. Горячая проклятая кровь грела тело и, казалось, бы даже душу. Злобная черная ее сторона наслаждалась превращением, любовалась им и жаждала поскорее обратиться в тьму.
Чувствовала она и другую часть себя, темную и страшную Куму, кружащую над ними в виде хармузды. Теперь они были отчасти едины. Общая чернота роднила их. И Феари нравилось чувствовать этот мрак. Желание убивать и мучить невинных существ становилось невыносимым. И если на близких ей людей она старалась не смотреть, то крошечные глупые фей-ямы теперь были будто созданы для ее наслаждений. Она смотрела пред собой и видела могучую спину ведьмака, на плечах которого сидели белые лисы. Спинки их, грудки их были словно курочки для лисы, обходившей курятник. Казалось, даже они хотят быть растерзанными ею. Жертва, сама того не ведая, желала себе мучительной смерти, предчувствуя ее и содрогаясь.
Но проклятие еще лишь подступало к ней, ласково терлось о ноги черными перьями, игриво проводило коготками по сердцу, не желая набрасываться и пожирать, но желая найти союзника в лице ее души. Союз тьмы и той обратной стороны всякой человеческой души, в которой так или иначе есть темные закоулки, был соблазнителен по сулившей Феари силе и власти над земными тварями. Чувствовала девушка, что темная кровь вкупе с мраком Кумы могла сделать ее куда сильнее, нежели одно проклятие коднара. В каждом из нас есть тьма, мы можем признать это и принять, а может отворачиваться от мысли этой, желая видеть в себе лишь агнца божиего, ниспосланного в мрачный мир и влекомого его соблазнами. Но в каждом из нас так или иначе есть тьма. И тьма эта, как и свет, подвластны воле человека. Сейчас воля Феари пребывала в сомнениях. Сомнения эти были вызваны проклятием и их было не избежать. Но решать все равно должна была дева, не проклятие, не Кума, не тьма. Лишь Феари могла выбирать свою дальнейшую судьбу.
Черные перья и острые когти совершенно не облегчали ей выбор. Проклятие все равно свершалось, хотела она того или нет. Но коли все равно становиться коднаром, так не лучше уж быть сильнейшим из всех? Не приятней ли стать могущественнее любого из них? Сильнее хормузд и прочих тварей. Стать тварью, которую будут бояться все!.. Вкрадчивый шепот, струившийся из самой мрачной части ее разума достигал ушей, соблазняя, завлекая в свои рассуждения. И Феари, слабеющая перед холодом и проклятием, слушала эти увещевания словно приятную мелодию, не слишком стараясь верить и раздумывать, но тихонько подпевая им. Она тешила себя фантазиями, воображая как будет защитницей всем им, как станет столь могущественной, что все прочие напасти уйдут сами собой, уступив ей место властвовать над миром. Душа Феари, соблазняемая могуществом, все также желала лучшего своим спутникам, все также хотела им помочь, пусть даже став чудовищем и правой рукой мрачной Кумы.
А потом все вдруг разом стихло. В ее голове, в ее теле наступила тишина, будто сама тьма оставила ее, увидев тщетность своих попыток. Проклятие перестало ползти по коже, темные соблазны перестали лезть в голову. Полный штиль настал в ее душе, и Феари смогла выдохнуть. Они пришли. Валар повалился в снег, каждый в этот момент переводил дух от трудной дороги. Феари оглядела себя и других. Обе руки, точнее уже лапы, по локти обратились в перья, обе ноги по колено не чувствовали холода. Цера выглядела болезненной и слабой, дорога южной барышне далась не легко. Ульрих, бедняга, совсем утоп в своих ледышках, и лишь красное пятно под носом давало четкий ориентир местоположения лица. Валар, милый сердцу ведьмак, с трудом поднялся и подошел к ней. Крепкие объятия нахлынули на ее уставшее тело и Феари отчетливо почувствовала, как отступают все сомнения, все проклятия, все, что туманило ее разум весь этот путь. Горячее сердце любящего мужчины способно растопить всю тьму, все тревоги, все, что терзает женское сердце, также как женское способно дать веру и силы отчаявшемуся сердцу мужчины. Они были поддержкой друг другу, именно той опорой, без которой не выстоять им обоим в этом тяжелом пути. И они это прекрасно знали и чувствовали, сжимая друг друга до боли, радуясь вопреки всему происходящему, что они есть друг у друга.
Пока Валар говорил с Ульрихом, Феари направилась к Цере.
- Милая моя, ты совсем продрогла. - Она провела рукой по ее волосам и тронула горячий лоб. Ей нужен был отдых и горячее питье.
Вид Ульриха еще сильнее резал сердце. Она взяла кусок шруры и принялась очищать его от наросшего колкого льда, покрывающего его, словно иглы.
- Ты у нас отныне снежный еж, - весело добавила она, слушая Валара и улыбаясь. Когда вокруг все тоскливее некуда, ничего не остается кроме шуток и улыбки. Они согревают лучше слов поддержки. Они согревют душу изнутри. Только им этого было не достаточно. Нужен был привал.
В этот же самый миг Валар объявил о привале и всем заметно полегчало. Каждый облегченно вздохнул и поблагодарил за это решение.
- Найдж, а ты как? - Феари осторожно подошла к нему, касаясь плеча хмурого мальчишки.
Подойдя к Валару, Феари спросила, чем может быть полезна. Ей бы самой понять, чего она сможет теперь сделать этими лапами, кроме как придушить какого-нибудь маленького фей-яма, которые, будто чувствуя ее взгляд, старались держаться от нее подальше, опасливо косясь на острые когти.