Затрещиной своею она приказала ему бороться. Бороться с духом, с самим собою, со всем этим миром вокруг. С ядом, что уже тек по его телу, со злом, что неминуемо побеждало, со своей гордостью и самолюбием. Ей хотелось высказать ему это все, но слишком мало времени у нее было. Потом, когда нибудь потом я объясню ему это все, когда не будет этих странных лис повсюду, когда не будет посторонних в наших головах, когда мы будем спокойны и веселы, вспоминая этот день с улыбкой. Так хотела она поговорить об этом после. Сейчас же было некогда ни говорить, ни убеждать. И этот жест был криком, звонким криком, чтобы он вернулся, чтобы почувствовал себя хозяином в своей голове, чтобы разозлился и, взяв себя в руки, скинул с трона этот проклятый голос, что заставлял его подчиняться.
И он услышал. На доли мгновений Ричард Превосходный вернулся. Неповторимым взглядом своим, будто знает он все на свете, и что в душе твоей творится знает, и все, что будет тоже знает он, взглянул он на нее. Напоследок. Заверяя, что смог, что нашел в себе силы восстать. И что с ним все будет хорошо. И в наказание за свою мятежность, за нрав свой дикий и непреклонность ни пред чем, Ричард превосходный безжизненно повалился на снег. Яд ли достиг его сердца, демон ли внутренний отомстил за неповиновение, или то был осознанный выбор наглеца, никто никогда не узнает. Только снежинки кружили над спокойным лицом его, любуясь им напоследок, уводя душу его за собою в прекрасное царство сна.
Феари продолжала сжимать его остывающую руку, беззвучно плача, истекая горячими слезами в снег, пока не коснулась ее плеча Мелья, тихо подошедшая сзади. Бездонная тишина, слишком звонкая, слишком тесная повисла на опушке. Лисы молчали, молчали люди, молчали звери. Все вокруг провожало душу его, мерцало снежинками, легкими и невесомыми, провожало с любовью, без зла. Все вокруг было наполнено покоем и любовью. Как и подобает тому быть.