Феари разглядывала лисят, таких же красивых, сколь и надменных. Почему они выбрали ее? Почему решили вывести из этого белого плена? Как долго они наблюдали за ними и почему решили вмешаться только сейчас? Почему решили отравить Ричарда, а не оставить тут просто умирать от холода, и почему не убили быстро и наверняка? Масса вопросов взметнулась в ее голове, но задавать их было как-то не по себе. Феари чувствовала, что сама не далеко ушла от их неприязни. Одно неверно оброненное слово, и в нее также будет выпущена стрела. Это мешало здраво мыслить.
Услышав о том, что Ричард был отравлен, Феари нахмурилась. Никого не спросив, лисы сами решали кого оставить в живых, а кому помочь умереть. Лисий самосуд не был несправедлив, но и пощады от него ждать не приходилось.
- Где твои другие, Рыжая Этха, где спутники и те, которым нужна помочь? Все мертвы, ибо трусливая Этха убить всех своим решением!
- Все мертвы, - задумчиво повторила она и обернулась. Царственный покой царил у стены. Сердце больно сжалось от страха.
- Кто пойдет с тобой, Рыжая Этха? Оглянись! Только мертвецы на поляне. - проговорил главный лис, и вдруг зашевелилась одна из недвижимых фигур. Найджел очнулся!
Феари вскочила и бросилась к нему, позабыв и о надменных горделивых лисах, и об отравленном Ричарде. Она бежала, взметая снег на своем пути, со всех ног. Почему же? Почему Найджелл вдлруг стал так важен для нее?
Все просто. Найджелл был чист. Не надменен, не эгоистичен. Он был честен пред собой и другими, прост и добр. И к этой чистоте и простоте Феари стремилась всем своим сердцем. Она готова была умереть за эту чистоту. Ей так хотелось отмыться от всей этой лживости и фальши, от несправедливости и самоуправства. А еще ей было стыдно за свой ошибочный выбор, касаемый Ричарда. Подумать только, она чуть не совершила такую грандиозную ошибку! Стыдно даже рассказать кому.
Подбежав к парню, она упала рядом с ним на колени и захватила в объятия.
- Ты жив, мой мальчик! Ты жив! Живооой! - она прижимала его так крепко, что вскоре заболели руки. А потом опомнилась и кинулась к Ульриху.
- Как же, как же я могла оставить вас, дорогие мои! Как же так! Вставайте! - приговаривала она, хлопая Ульриха по щекам, не замечая, как омывает его собственными слезами, ручьями льющимися из глаз. Не добившись ответа, закричала Мелью на помощь, благо та тоже в себя пришла.
- Мель, Мелья, сюда! На помощь! Скорее!
Осколки в руках. Они все осколки в мокрых соленых руках. Блестящие, крупные, с отчаянием глядящие в небо. Еще не так давно они были одним целым, а сейчас представляли из себя лишь осколки - ни собрать, ни склеить. Кто плачет над ними? Кто пытается их склеить своими слезами? Кто еще верит в их единство?