Идея с переснятием карты себя оправдала. Благо, рисунок был рельефным, а копоти на стенах было в избытке.
Обмазав сажей рифленую крышку, Гаррет приложил страницу книги к узору и перекатал его отпечаток. Получилось очень даже неплохо, главное теперь - понять, как по этой карте добраться до нужного места.
С кристалллом получилось хуже. Гномы не даром славились своим умением понимать камни. Каторн был вплавлен в крышку и никак не хотел выковыриваться. В конце концов, исцарапав крышку и покорежив кончик ножа, халфлинг таки выдрал кристалл из саркофага, украв у мертвого гнома последнее, что у него было.
И тут он вновь почувствовал предательскую слабость. Факелы ярко вспыхнули на мгновение и зачадили. Густой едкий дым защипал глаза халфлингу. Горло запершило, сухой кашель начал раздирать грудь халфлинга. По-видимому, эта комната обладала очень нездоровым климатом.
Как и в предыдущий раз, халфлинга вновь одолела слабость. Коленки предательски задрожали, голова закружилась. Этак, он рухнет от слабости, не добравшись до конца. Печально было бы встретить свой последний час в этом склепе.
И, что самое неприятное - стены. Они угрожающе нависли над мистером Приклом, рокоча и подрагивая.
И опять эти слова, что звучат словно из стен, проникая прямо в голову:
Душа горы - изъеденные камни,
Что когда-то были моей кровью...
И Камень выпьет силу Формы
До конца времен...
Казалось, еще миг - и они обвалятся ему на голову, погребая под собой и саркофаги, и могилы, и их осквернителя. Запах табака стал невыносимо резким - а может быть, это все от чада и головокружения.
Несмотря на жгучее желание прилечь и отдохнуть, Гаррет собрал волю в кулак и практически на карачках выполз в разбитую дверь - в тот самый пролом, что он видел в предыдущий раз.
Следующую комнату, с тремя дверями и следами битв, он хорошо помнил.
Мертвец, раздавленный и обезглавленный все так же лежал в дверном проломе.
Перебравшись через него, Гаррет попал в комнату паучихи.
Глубокий широкий ров, заполненный водой, перегораживал ее пополам.
В трех огромных каменных чашах пылал огонь, освещая зал оранжевыми всполохами. Раздавленная арахнида превратилась в полуразложившуюся кляксу посреди подсыхающей зеленой лужи.
Головокружение прошло, но тяжесть, давившая душу Гаррета, осталась.