Винсент улыбнулся, и наклонив голову, вопросительно приподнял бровь. Вид его мог означать примерно: "я понял, что ты меня раскусил, приятель, но хотел бы я знать, где я облажался". Впрочем, это могло бы означать и "говори, где ты прячешь товар, пока крысы не начали растаскивать твои выбитые зубы туда, где ты их никогда не отыщешь", и даже "я знаю, что оно краденое, но моя смена уже заканчивается и, я вовсе не против пропустить кружечку за твой счет, вместо того, чтобы заполнять на тебя бумаги весь вечер".
Хайленду оставалось надеяться, что по части мимики трактирщик окажется таким же сообразительным.
Он улыбнулся еще шире и стукнул пальцами по стойке, будто отказывался поднимать ставку, намереваясь играть с теми картами, что у него были. В каком-то смысле, дела обстояли именно так. И все таки... так же, как те, кто не в ладах с законом, со временем узнают его лучше иных юристов, всю жизнь глотавших пыль за оформлением завещаний и накладных, так же и многие констебли узнавали законы и язык воровского мира, в достаточной степени, чтобы понимать и быть понятыми.
- Во-первых, комнаты. Для меня и моих друзей. Мельников и пекарей. Нам нужно будет кой-чего перетереть и обстряпать. Место нужно тихое, и сухое, без крыс. Ребята мы неприхотливые, вшестером управимся. Смекаешь? Один наш друг, булочник, должен был снять нам номера, да вот незадача, мы с ним разминулись по-дороге. Не заглядывал к тебе такой? - тут Винсент в общих чертах описал трактирщику Брюса. - Это как-раз, во вторых.