— Я не чувствую лжи в его словах, Элейна. А что касается чумы... мы с тобой переживем эту напасть, но что до моих людей... скоро мы все узнаем. — ответил Гуго девушке, а затем вновь повернулся к истерзанному вампиру.
Рожденная серебряным лунным светом тень Гуго де Арванша падала на дверь. Но тень иного рода нависла в этот миг над Эрваном. Она порождала не темноту, но черные грозовые тучи. И хоть в комнате воцарилась зловещая тишина, Киасид слышал где-то над головой раскаты грома. Небеса вот-вот должны были разверзнуться, чтобы явить в ночи сверкающие молнии, призванные поразить непреклонного Эрвана, вдребезги разбив его гордость, граничащую с безумием. Но минута неумолимо сменяла минуту, а небеса хранили молчание. И лишь тяжелая тень давила на разбитого бретонца. Казалось еще чуть-чуть, и от вампира останется лишь кровавый след на чистом только что заправленном Ричардом для Элейны постельном белье, еще хранившем запахи мяты и лаванды. Эрван покосился в сторону окна. Воздушная белоснежная занавеска, повинуясь порывам весеннего ветра, вздымалась вверх и вниз в дальнем углу комнаты, являя собой то единственное, что не оказалось подверженным нависшей гнетущей тишине. И тень Гуго де Арванша не имела власти над ней. Этот простой кусок ткани, словно призрак свободы, то ли манил киасиада, то ли издевался над ним, маня недостижимой, такой далекой и желанной целью. Эрван с тоской вспомнил о слезе. Холодный таинственный амулет хранил ледяное молчание. А ведь Эрван хоть и невольно, но оказался внутри дома. Значило ли это, что детей Мендю все таки нет в этой обители? Или они спрятаны так глубоко под землей, что артефакт не в силах прочувствовать родную кровь? А может... он уже давно мертвы? Грубый, сиплый голос, почему-то звучащий как-то... по-отечески, заставил Эрвана вздрогнуть, отвлекая от гнетущих мыслей.
— Возьми мою руку и пойдем.