Шевалье бросился следом.
Вода, когда дело доходило до плавания в ней, всегда сулила неприятные минуты. Родившийся в городе, что стоял в сердце материка, сир Аделард искренне не любил плавать. Ниже в пирамиде его интересов стояло разве что метание ядра — или, скажем, кельтская народная песня. С другой стороны, вампир хотя бы не боялся воды. Из Константинополя он совершил переход к берегам Апеннин на низкой галере; таким же способом добрался из миланского герцогства до южных границ франков. Леди Бланшефлёр рассказывала однажды, будто бы встречала поверье, что умертвие не может войти в поток чистой воды. Скучающий палач в землях Лотаря поведал другую байку: говорил, мол, если колдуна сунуть головою в ушат с водой и держать так трижды тридцать три и ещё тридцать три вдоха кряду, то любой колдун оттого помрёт, и никакое колдовство ему не поможет.
Словом, все истории о воде почему-то были сопряжены с неудобствами. В случае с колдунами Аделард и вовсе имел мнение, что злое колдовство уже показало себя плохим помощником, раз дело дошло до встречи с палачом. Вот и выходило так, что единственной картиной, где образ воды остался мил Аделарду, была панорама Золотого Рога. Там шёпот чёрной воды Босфора успокаивал душу Аделарда, помогая забыть о тьме, сквозь которую шествовал рыцарь из Вивье. Там сир Аделард обретал покой, часами способный глядеть, как руки Леди, укрытые лишь воздушными рукавами туники и лунным светом, нанизывают жемчуга на упругие нити бус.
Но в сей миг шевалье возложил надежду на быстроту своих ног и остроту клинка. Разбежавшись, он преодолел мелкую отмель великолепным прыжком, войдя в воду следом за уплывающим от него мужчиной.