Аделард поднялся, смахивая с коленей комья грязи. Обернув голову к звукам человеческой речи, шевалье колебался. Он мог бежать сейчас, а мог бы остаться и узнать, что ночная кавалькада забыла у парижских ворот. Может быть, он даже смог бы присоединиться к ним и въехать в город, если бы его лошадь осталась жива.
Напоминание о судьбе Перрина, которого Аделард твёрдо решил отдать в дар Филиппу, коли сможет достать живым, заставило сира Аделарда скорее принять решение. Каждый миг промедления отдалял надежду на счастливый исход для его лошади. Шевалье кинулся прочь, чтобы слуги, вошедшие будить хозяина, не увидели бы его спину. Рыцарь торопился к реке, надеясь сбросить туда свой мрачный груз, и призрачное око луны следовало за ним. Белые полосы света ложились на землю, вырезая из небосвода силуэты соломенных крыш и массивные глыбы крепостных башен. Аделарду мерещилось, будто он мчится по огромной шахматной доске, где чёрные клетки — это дома, дома и дома. Обиталища простых людей, становящиеся всё беднее и проще по мере удаления от ворот Бордель.
Менестрель сложил бы песню. Аделард желал поскорее сложить труп в безликую могилу воды.