— Вот оно что, месье Жак...
Аделард смирился с мнением, что трактирщик — совсем не идиот. Если одно привидение из рассказа конюшего он ещё мог бы списать на вино али белену в желудке последнего, то мелькнувший в воротах силуэт и крайне подозрительную кончину постояльца парой дней спустя — вряд ли. К тому же, убегая, шевалье мог оставить следы в грязи, а привидения следов не оставляют — и хорошо, если бы те следы запутались среди отпечатков ног свиты богатого гостя. Вот и выходило как в старой присказке, что один раз не напугался, другой раз не напугался, а на третий мог и почуять неладное. Во всяком случае, так рассуждал Аделард, этой мыслительной трусостью непохожий на себя обычного. Слишком уж большая драгоценность стояла на кону.
А ну как этот Жак жирными своими пальцами ломает драгоценную печать синьора Сантазимо из Милана и читает свиными глазками, чего не положено? А ну как сделал это уж третий день как, поняв, что никто по вещи сира рыцаря не явится и рубить уши за любопытство не станет?
Стиснув кулаки, Аделард в отчаянии уткнулся лбом в стену, из-за которой выглядывал. Влажные мягкие брёвна, укутанные для тепла мхом, дышали недавним вечером: влагой реки, шелестом рощ, недальним хлевом. Вампир размышлял, кем должно быть ему, Аделарду, чтобы правильно изыскать путь к своей цели; как обустроить так, чтобы не потерять оказанного доверия, не нарушить парижских уложений? Сложные и непривычные мысли текли в голове странника, последние недели жившего одной только дорогой.
А если кликнули уж стражу, если ночной обход приметит его? Что же, драться, пока не сложит голову? Ведь правду говорят — добрая смерть завсегда худой жизни лучше, а кто живых собак пуще мёртвых львов любит, всё одно скотоложец.
А если... а как...
Аделард не считал себя дураком, что есть характерная черта глупых людей. Но, понимая хрупкость своей затеи, всё медлил, выжидал... Ждать легко, когда смерть отняла у тебя потребность в уборной и даже в движении.