Если бы Эрван чаще посещал церковь, он бы мог догадаться, что бессмертная душа священника так и не отправилась на небеса. Она осталась блуждать по этой земле в бесконечных поисках только ей одной известной цели, скорее всего недостижимой. Но вампира вела вперед иная цель: забота о живых. Когда Эрван миновал дверь на улицу, священник перешел с латыни на витиеватую смесь французского и старо-бретонского. За спиной вампир услышал лишь окончание одного из стихов.
— Alors je chanterai sans cesse ton nom, En accomplissant chaque jour mes voeux.
Деревенская церковь осталась позади. Путь Эрвана лежал в знакомое поместье. Туда где его предки, да и он сам, частенько проводили дни и ночи. Но что-то могло измениться за эти годы. В этом-то и предстояло разобраться старому феодалу, каждый раз доказывавшему во время своих воскресений, что он до сих пор жив. Или по крайней мере не умер окончательно.
Поместье возвышалось над головой Эрвана словно мрачный исполин. Еще более мрачный, чем само исчадие ночи. Что-то было зловещее в этом тронутом годами сооружении. Вокруг поместье окружал высокий частокол около трех метров в высоту из цельных стволов деревьев, заостренный на концах. Въезд был всего лишь один. Такого же размера две громоздкие створки. В былые времена их отворяли не меньше двух человек. И они, конечно же, оказались заперты изнутри на засов.