Прежде, чем отвечать, Герхард в пояс поклонился хозяину поместья. Гуго не предложил Герхрду сесть, да в комнате, вроде бы, и не было иного стула, чем тот, на котором сидел сам Укаримпс.
Впрочем, усталость была чужда полубогу, каковым себя считал Звездочет, а потому ни малейшего неудовольствия не выразил он. Напротив, возможность видеть сквозь распахнутое окно ночное небо одарило каинита своей благосклонной прохладой.
Вид же подвешенного за ноги человека не вызывал ничего, кроме легкого укола голода да не менее легкого удивления. Любой соотечественник Звездочета, как и он сам, сказал бы, что столь долгое висение вверх тормашками вызывает отток желчи к голове, отчего та приобретает пунцовый оттенок, замутняющий сознание. Гораздо правильнее четвертовать, туго привязывая члены веревкой к лошадям, после чего пускать их вскачь. Или же, если быстрая смерть не потребна, "врезать орла", подобно тому, как это делают варвары-датчане, вскрывая плоть на спине и выпрямляя ребра, позволяя соленым морским ветрам выжигать признания на оголенных легких. Виновный при том переживает всю полноту страстей и боли, чего, опять же, простое подвешивание сроду не давало.
Но нам ли учить богов?
Негоже страннику с порога заводить речь о своих скорбях и нуждах. По обычаям пруссов, позабавить хозяина требовалось рассказом своим.
И Герхард начал речь.
- Низкий поклон тебе, воевода, от Единокровного твоего, что зовется Ауттумом Рыжим, да детей его с земли Братьев*. Вот шкатулка узорная, в ней "слезы моря", иначе именуемые янтарем - каменья драгоценные. Он охраняет дом и приносит умиротворение. В той же шкатулке найдешь ты, воевода, и лучшую поделку наших мастеров: из кости вырезанного чудища морского. Зовется эта тварь Восьминогим, и лишь самым отважным и удачливым морякам удавалось рассказать о нем на берегу, ибо другие не видали больше земли кроме дна морского. Говорят, будто похож этот зверь на желудок медведя, распоротый с боку, на вершине его торчат козьи глаза, а у основания жадно скользят осмь жгутов, которые, как лучи звездные, расходятся во все стороны. Четырьмя лучами Восьминогий загребает воду, чтобы плыть, двумя - ловит тюленей, а еще двумя топит в бурю корабли!
С этими словами Звездочет почтительно поставил дрогой подарок на стол де Арванша.
- Увы, воевода, но Единокровный твой - Не Восьминогий. Подобно духам ветра он мчится по земле Прусской, но не можно успеть одному там, где целое войско надобно. Вражеские выводки гонят свои корабли к нашим берегам - и мы даем им отпор. Коварные Вентру-германцы объединяются и хотят силой захватить земли, с которыми мы связаны кровью! Трижды проклятые Узурпаторы все глубже проникают в украденные тайны колдовства! И, печальней всего, воевода, что каждый мой брат по крови, Принятый Рыжим, слишком радеет перед ним. Слишком яростно каждый из них бьётся за право быть названным лучшим средь равных - как и братья Ауттума по крови бьются ради права быть признанным лучшим тобой.
Герхрд помолчал немного, собираясь с мыслями. Слова, что в голове всегда звучали стройно, не спешили складно соскальзывать с языка, даже будучи многократно обдуманными заранее.
- Поручено мне разыскать воинов, готовых отстоять твои земли, воевода. Да того, кто бы сумел крепостей понастроить. Еще мой Сир повелел привести жреца, правда, не смог я уразуметь, что имел в виду Рыжий, когда сказал "le pretre".... "avec la vraie foi"**, - медленно, по слогам, произнес Герхард заученную фразу. - Затем отправился я в долгий путь. Затем противостоял слугам речного духа, что взимал плату за проезд через свои владения. Затем я ищу твоего мудрого совета, воевода, сейчас.
И Звездочет вновь поклонился - не так глубоко, но значительно дольше.