Герхард усердно водил пальцем по шершавой бумаге, то нахмуриваясь и вглядываясь в чернила, то поднимая голову к небесным светилам. Когда-то, когда он впервые взял в руки книгу, то ощутил благоговение: долгие годы он даже представить не мог, что слова можно сказать так, чтобы любой, кто сведущ, мог услышать их, лишь бросив взгляд на завихрастые буквицы, буде вы хоть в сотне дней езды друг от друга. Но уже во время своего странствия в землю франков, Цимицх не раз видел, как непочтительно относятся к заветным листам разносчики (здесь их называют курьерами), что везде и повсюду считаются низшими из людей, как хватают грязными лапами приказы начальства старшины-дружинники, и вера Герхрада в божественность письма поугасла.
Теперь же он держал в руках "великий" труд Птолемея и внутренне усмехался: не смог этот "ученый" объяснить жизнь звезд лишь с помощью буквиц. Звездочет ни бельмеса не понимал смысла этих странных закорючек, но вот аккуратно выведенные на бумаге рисунки понять было не мудрено. Не смог мудрейший Клавдий обойтись без понятных всему миру картин, не сумел сокрыть и без того тайные знания в подземельях ученой грамотности! Герхард даже хмыкнул, гордый за мироустройство, которое не одолеть бесплодными мудрствованиями. А малевать углем на бересте любому дураку под силу.
Но ухмылка его тут же угасла, подобно давно знакомой звезде. Правый зуб трезубца рыбака вонзился в плоть невидимого зверя и обагрился кровью. Такого раньше не бывало, и Звездочет терялся в догадках: вероятнее всего, знак был благой, ведь верное оружие настигло своего врага и испило алого меда. Однако оставалась и тревога, ведь рыбак - не воин, и как знать, врага ли он поразил. Подумав, Герхард решил истолковать знамение как предвещающее удачу. Хотя бы до тех пор, пока не объявится что-нибудь, что могло бы изменить его разумение.
Цимицх опустил взгляд и обратил взор на убежище своего прародителя. Укаримпс, отец богов, принял его благосклонно. Как и сир Звездочета, Патолс, он не желал называться божественным именем, находясь на земле, а потому Герхард уважительно называл его "воевода". Гуго де Арванш не возражал.
Согласно законам гостеприимства, Герхард лишь представился де Арваншу и не посмел утруждать того просьбами и рассказами до тех пор, пока тот сам не вызовет своего потомка к себе. Сам хозяин поместья же, показывая безупречное знание этикета, предложил до тех пор Звездочету осмотреть свои владения. Быть может, Укаримпс и вовсе не собирался более слушать Герхарда, но его сир, Ауттум Рыжий, был самым верным потомком Гуго, а потому скальв надеялся, что проблемы их земель не останутся в забвении.
Слишком много воевод пыталось управлять Прибалтийскими Землями. Каждый из них был верен своему сиру, каждый принес ему Клятву Крови - и каждый из равных был готов испортить соседу погоду, лишь бы укрепить силу собственной земли. Лишь Ауттум видел опасность подобной вражды, раз за разом оказываясь на первой линии обороны, что год за годом атаковали датчане, да несколько равных ему, кто боролся с Узурпаторами на западе и востоке или с германцами-Вентру на юге. Но их было всего пятеро или семеро, против многих десятков, а потому лишь старший по праву Крови мог разрешить этот конфликт и помочь объединить приморские земли перед лицом множества угроз.
Сейчас же прошло достаточно времени, и Гуго мог призвать Звездочета в свой дом в любое время. Потому Цимицх отправился в таверну, где отдыхал его верный толмач галльского племени Таранис, вкушая заслуженный мед - напиток безродных.