— Ты умрёшь, — терпеливо сказал Аделард, не отворачивая лицо от неумелой лошадиной любви — Если ты не сделаешь это, ты погибнешь. Пей. Пей, животное.
Уговоры не творили чуда. Кляча, во все годы беспросветного своего существования познавшая разве что батога крестьян да тяжесть грубо сделанного плуга, не ведала, чью чашу отвращала. И терпение Аделарда не было безграничным. Среди его добродетелей значились и упорство, и отвага, но терпение не занимало в этом симпосии ложе симпосиарха. Сдерживая гнев, рыцарь потрепал лошадь по гриве. Безвинных не полагалось и карать.
— Ну хорошо. Давай я найду тебе воды.
Аделард оставил кобылу, решив, что ничего так не добьётся, и побрёл по деревне в поисках колодца. Шагая среди дворов, он с живым интересом разглядывал дома франкского народа. Хотя он говорил на их языке и жил их обычаем, Франция так и не перестала быть врагом в его голове. Возможно, лишь в ней она и осталась таким — давно побратались королевские семьи, давно гремят совместные пиры? Так и деревня. Как две капли воды она походила на селения, разбросанные в плодородных долинах Бургундии. Те же сараи, те же дома... Качая головой, Аделард ходил среди них, готовый в любой миг обнажить меч.
На его счастье, колодец нашёлся. Сняв с деревянного крюка у покосившегося навеса ведро, Аделард швырнул его вниз, а потом налёг на ворот, вытягивая потяжелевшую бадью назад. Часть воды рыцарь плеснул себе на сапоги и плечи, смывая кровь и грязь. Умыл лицо и руки. В остатки он погрузил ладонь, позволяя тёмному облачку распуститься среди воды во всей красе.