С насмешкой глядя на последнего уцелевшего из первой волчьей четвёрки, Аделард медленно поднёс к губам меч и повёл по нему языком, слизывая с металла густую волчью кровь. Та, на вкус как языческое варево, не сулила утончённых наслаждений, но её вкус... этот вкус... ничто не заменит вкус только что пролитой крови. В её будоражащей влаге соединялись головокружительный экстаз и первые шаги подступающей эйфории, дарившие почти эротическое наслаждение в каждой своей капле. Аделард довольно заурчал, словно маня последнего волка разделить трапезу... или бежать, спасая жизнь.
Хищник колебался. Он переступал с лапы на лапу, держась на безопасном отдалении.
Аделард задумался, руководит зверем инстинкт, или даже пустая тварь, не имеющая души, способна мыслить и страдать?
— Не надо было нападать, друг. Я же предупреждал...
Не ослабляя бдительности, рыцарь нашарил у ног бьющуюся в конвульсиях тушу. Он поднял умирающее животное перед собой, держа его за загривок, как тряпичную игрушку. Кровь водопадом лилась на землю, собираясь у ног Аделарда хлюпающей лужей. Волк, от которого остались едва две трети тела, пытался рычать или скулить, но его глаза говорили правду — подёрнувшись смертной пеленой, его глаза умирали.
— Предупреждал...
Аделард ответил тем же, что хотели сделать с ним: погрузил клыки в ставшее податливым волчье горло, высасывая кровь. Поверх своей жертвы он смотрел то на ближнего волка, то на бегущего к нему — того, которого хотелось назвать королевским, таким внушительным и страшным был его вид. Аделард страстно захотел чтобы звери поняли, что происходит, и отступили в свой лес. Убивать голодных бедняг ему не хотелось. Даже того, кто выглядел похожим на достойного оппонента... и всё меньше казался волком как таковым.
Аделарду доводилось питаться животными, и те воспоминания не были приятными. Лишённая ореола добытого в бою трофея, какой она была на мече, звериная кровь переставала быть такой желанной, как мгновения назад. Но всё ещё была кровью.