Дорога роз уходит вдаль,
Вслед за теплом и светом.
Идешь по ней, забыв печаль,
Оставив слёзы где-то...
Не знаешь, долго ли идти...
Уносит ветер розы.
Что встретишь на своём пути..?
Реальность рушит грёзы...
Май 1095 год от Рождества Христова.
Мадам Бланшефлёр поступила несправедливо, отправив свое дитя в Париж в одиночестве. Месье Аделард представлял её снова и снова. Каждый раз, когда память предательски возвращала его в тот день, когда ему пришлось покинуть Второй Рим. Она стояла на пристани в прозрачном шелковом платье. Роскошные волосы были соединены диадемой, а на шее блестел золотом удивительной красоты инкрустированный обруч. На каждом из бледных длинных пальцев блестело либо кольцо, либо перстень. Аделард знал, что его сир не выносила такого количества украшений, но правила этикета требовали от неё этого и она не могла уступить традициям. Пристальный взгляд с берега пронзил юного вампира, неуверенно стоявшего на борту корабля. Бланшефлёр наградила свое дитя последней ослепительной улыбкой и... исчезла. На том месте где она стояла осталась лежать алая роза. Она могла бы одарить своего чайлда этим цветком, но он остался умирать на пристани. Один. Такой же одинокий как и Аделард на корабле. Одиночество... а вокруг было море. Какие-то незначительные существа, должно быть управлявшие судном. Какое это могло иметь значение в тот день, когда ему впервые пришлось расстаться со своим сиром? Матерью? Любовью? Или все вместе? Аделард до сих пор не нашел однозначный ответ на этот вопрос.
Когда Аделард вскрыл долгожданное письмо от сира, он вновь вспомнил тот день. Каждую деталь, каждый миг. И те мгновения, когда алый цветок опускался на каменную пристань. На этот раз ему почти удалось уловить аромат той нежной розы, хранивший благоухание её духов. На куцем клочке бумаги лишь несколько с величайшей осторожностью выведенных скупых строк: "Твой путь лежит Дорогой роз, Мой милый Аделард". И все. Даже точки в конце оставила. Если бы не хорошо узнаваемая печать, для кого-то другого сложно было бы догадаться кто автор. Впрочем, для Аделарда это не составило бы большого труда, слишком хорошо он знал почерк мадам Бланшефлёр. Было у него и еще одно письмо, невскрытое. Оба свертка вручил Аделарду сеньор Сантазимо в Милане и строго наказал второе вскрыть в Париже лишь, напротив знаменитого собора. Сеньор Сантаимо был лицом клана в Милане, членом совета. Через него проходили все сообщения из Константинополя, с его согласия тореодоры давали становление, он распределял клановые охотничьи угодья, в конце концов к его советам прислушивался сам князь города. По его воле были переданы Аделарду два запечатанных послания. Одно своей печатью, второе же гербом мадам Бланшефлёр.
Дорога роз - известный в Бургундии торговый тракт из Марселя в Париж. Почему её так назвали мало кто помнил, но те из торговцев кому удавалось пройти по ней и остаться в живых - возвращались с немыслимыми богатствами. Не удивительно, что на каждом мосту в каждом лесочке на дороге засела какая-нибудь банда только и желающая потрясти кошельки жирных торговцев. Путешествуя ночью, чаще всего Аделарду удавалось избежать прямых столкновений с бандитами. Несколько раз ему удавалось просто убежать. Но в последний раз судьба сыграла с ним злую шутку. Стрела разбойника пробило легкое его лошади, та завалилась на бок, придавив ногу и зажав седельные сумки. С трудом Аделарду удалось вытащить конечность из-под бьющегося в агонии несчастного животного. Хромая на одну ногу, он кое-как добрался до спасительных деревьев. Это оказалась слишком большая банда, не меньше сорока человек. Короткая разведка показала, что лагерь их хорошо укреплен, капканы, волчьи ямы, колья... Они могли выдержать атаку отряда тяжелой пехоты. Аделарду ничего не оставалось делать как следовать к намеченной цели, к тому же времени у него было не так много. Да и из разговоров на последнем постоялом дворе, на котором ему продали эту лошадь, Аделард помнил, что до Парижа оставалось дня два-три пути. Вот только что делать с клячей?
Лошадь едва не валилась от усталости. Во рту виднелась пена, шея была взмылена. Казалось, жить ей оставалось считанные часы. То ли воды ей в задницу залили перед продажей, то ли болезнь какую подхватила, но издыхала кляча на глазах. Луна стояла высоко и позволяла достаточно спокойно вести животное вперед, не опасаясь нащупать дерево или берег реки. Впереди по дороге виднелось несколько домов. Света не было. Если там и были собаки, то Аделарда они еще не почувствовали. Во Франции крестьяне ложатся спать с закатом, не то что в Константинополе, где с наступлением ночи жизнь только начинается. Но это лирика... Впереди виднелась обыкновенная захолустная деревенька из четырех домов. Может быть их и было больше, но других Аделард не видел. Зверь встрепенулся внутри. В домах обычно бывает еда.