Билл
— Ты не перепутаешь когда увидишь, - таинственно уведомил полицейского Роджер.
***
- Вот как? - Доктор Хауз явно не был рад перемене, случившейся с одним из пациентов, - в оплату сессия войдет только в случае успеха, - ядовито улыбнулся Грегори и прошептал Биллу в ухо:
- Впрочем, заставлять я не беду, - примирительно заявил доктор, отстранившись, - вы можете вернуться в палату, либо подождать на диване перед кабинетом - вдруг результаты мистера Джейкобса убедят вас передумать, - доктор улыбнулся и они вошли в гостеприимно распахнутые двери лифта, который отвез из на четвертый этаж, где, судя по табличкам, располагались кабинеты врачей, интернатура, архив и комнаты отдыха персонала.
Грегори Джейкобс
Приветливо кивнув двоим полицейским, встретившим компанию на выходе из лифта, Хауз указал на их конечную цель, отперев дверь.
Кабинет был достаточно большим: крупный рост Грега здесь почти не ощущался. Окна в полный рост, а не скромные белые прямоугольники, давали достаточно света, чтобы присутствующие могли обойтись без искусственного источника в дневное время. По крайней мере так было до прихода двух Грегори сюда.
Грегори, который доктор, указал на глубокую кушетку - классический атрибут практикующего психолога, практически стереотип.
— Ложитесь, - Хауз опустил жалюзи нагнав сумраку, а затем сел напротив Джейкобса, взяв небольшой планшет для ведения записей.
— Итак, Грегори. Я понимаю, что вся эта ситуация - безумный стресс, - голос доктора был спокойным: без ханжества или заискивания, но размеренный и внушающий умиротворение, - но вам необходимо отвлечься от этого, абстрагироваться.
Доктор закинул ногу на ногу: одна из штанин обнажала грубый протез - стальная палка с натянутым кроссовком. Причина хромоты прояснилась.
— В другой ситуации я бы предложил вам хорошую шлюху, пинту виски, да крепкий сон, но это совсем нестандартная медицина, - доктор усмехнулся, а затем его голос вновь стал серьезно-мягким:
— Закройте глаза, Грег. Глубоко дышите носом, прогоняйте его через весь организм, и выдыхайте через рот, с усилием живота...Чем-то напоминает отдышку после спринта за такси, но уделите больше внимания полному вдоху и выдоху. Все верно, так и продолжайте, - вещал Хауз, тихо постукивая ластиком на конце карандаша по планшету в такт своим словам.
— Вы слушаете внимательно. Кроме моего голоса нет ничего существенного. Только мой голос важен. Мой голос - почти как ваш. Не ваш, но почти. Мой голос - не враг вам. Мой голос - враг ваших врагов. Мой голос - ваш друг.
Собственное дыхание больше не оставляло шумного эха в голове Грега. Организм попривык к необычной манере приема кислорода и теперь, кроме пресловутого голоса Хауза, лишь гул крови в голове разбавляв тишину.
— Вы спокойны. Это место - крепость под защитой моего голоса. Это моя твердыня. Это ваша твердыня. Это наше убежище. Вы оставляете за его стенами все страхи и печали. Вы не боитесь никого и ничего. Вы готовы смотреть своим страхам и страстям в глаза. Откройте их и смотрите.
Грег распахнул глаза: чернота вокруг него стелилась осязаемым туманом, но оставалась непрозрачна словно зеркальная гладь озера под полной луной. Тихий шок бизнесмена, таинственным образом переместившегося с удобной кушетки госпиталя в темное и мрачное место, был мгновенно устранен бесплотным голосом Хауза, что не имел конкретного источника и шел одновременно со всех сторон.
— Вы не боитесь, Грег. Здесь нечего бояться. Здесь вас не тронут.
Информация, полученная от Хауза, воспринималась не как нечто чуждое, что способно быть подвергнуто субъективной оценке и переосмыслению, а как постулат. Константа. Единственно возможное решение.
И с осознанием этого темнота стала ощутимо добрее, предлагая отдых, а не неизвестность, спокойствие, но не опасность.
Грег смог оглядеться.
— Ты видишь цветные огни, Грег. Они твои. Красный - гнев. Синий - сожаление. Фиолетовый - обида. Желтый - радость. Зеленый - личные чувства. Белый - высшая цель.
Шары переливались, каждый в своем обозначенном диапазоне, в каком-то полуметре от бизнесмена - вытяни руку и он твой.
— Они твои, Грег, но не будь жаден. Каждый из них закрывает собой другой. И будь добр, покажи мне красный.
Грег, слепо повинуясь, поднял руку и сжал шарик красного цвета, растворяя его в себе.
Вспыхнул ярким цветом красных оттенков образ полноватого мужчины. Его имя пришло не сразу - Марк Дарабонт. Месяц назад он был главной головной болью Джейкобса, претендуя на хороший процент в той же сфере частного бизнеса, что и Грег, но столь удачный для последнего, несчастный случай сместил оппонента с доски. Однако, как выяснилось, память цепко хранила частички злости к этому засранцу.
— Этот человек в прошлом, Грег. Простите и забудьте. Дальше.
Тут же из темноты на Грега взглянули огромные карие глаза. Они были полны красных прожилок, светящихся нездоровым блеском. Следом за больными глазами проступил и остальной овал лица. Джейкобс узнал его мгновенно: Большой Шон смотрел печальным взглядом. Грегу стало не по себе, руки почувствовали холод его остывающего тела, но та животная ярость, инстинкт выживания горел сейчас в Джейкобсе вновь.
— Убийство, Грег, это тяжкий грех, но вы защищали свой дом. Вам нечего предъявить своей совести - и вы не стали этого делать. Вам не за что себя прощать. Дальше!
Большой Шон исчез как по волшебству, а новый образ, в лице Бритни горел ярко и соблазнительно. Сейчас она была человеком, но из её уст срывались те глупые и бесноватые слова о передаче имущества. Злость сводила скулы, заставляла сжиматься руки в кулаки.
— Да, эта злость ясна...Женщины по праву зовутся бесовым семенем, но тут что-то...
Голос не успел закончить, как новая вспышка озарила темноту. Теперь Флауэрс, или, если верить Роджеру, Тинкервиль, была в своем зверином обличье, а рядом с ней стоял монстроподобный Фрэнк, ломающий дробовик Билла надвое.
Повисла неловкая пауза.
— Вы не боитесь этого, Грег. Вы запомните эти лица, но больше не будете бояться их. Пауза.
Видение исчезло. Вновь разноцветные шарики парили перед Джейкобсом, лишь исчезли красный и белый цвета, да сам Грег чувствовал клубившуюся внутри ярость и гнев - сейчас спящие, но готовые взорваться в любой момент.
Мужчина понял, что голос в его голове больше не всесилен и он сам волен выбирать что делать дальше.