Свинец с хрустом вгрызается в перекрытие, уходя куда-то в стену над головой обезумевшего Джейкобса. Офицер Освальт, которого он оттолкнул почти автоматически, слепо махнув левой рукой, падает на собственную кушетку, загребая крючковато согнутыми пальцами казенное белое больничное белье. Дешевая ткань не дает желаемой опоры и Билл глупо садится задницей на пол, болезненно ушибив копчик.
Гениальная идея, пришедшая в голову бизнесмена за секунду до выстрела, так и остается неоформленной радостью от возможного спасения. Время замирает вязкой кашей, густеет, изменяя свой привычный ход, дарует неестественную косность миру, что вечно спешит и куда-то движется по чьему-то великому замыслу.
Замерли стрелки часов на циферблате, не отсчитав положенных секунд. Замер беззвучный диктор на экране ТВ, словив глуповатое выражение на стоп-кадре. Замерзла капелька крови, сорвавшаяся из захвата Грега, алея рубиновым - таким глубоким и прекрасным. Замерзла даже латунная гильза предупредительного патрона Криса, так и не коснувшись бледного и истертого кафеля. Краски и цвета стремительно покидали картинку, транслируемую на хрусталик, будто фотограф-недоучка слишком уж переборщил с сепией: мир становился лишь градиентом серого.
Лишь голос Мэригольд звучал, игнорируя внезапно изменившиеся законы времени, впиваясь в голову, как клещи палача впиваются в плоть истязаемого, оставляя болезненное эхо, послевкусие, что осаждало разум тяжелой болью. Голос был холодным и мертвым, почти как и язык на котором были произнесены непонятные и от этого еще более пугающие строчки:
— Nomen antiquos et robur meum sanguinem maledicam turpi morte luctu atque miseriis velle ! - гласные растягивались, звуча нараспев, глухие обрывались жестко, без сожалений. И стоило последнему повелительному звуку упасть в этой комнате, как раскололся лёд замерзшего времени.
Как будто избегая парадокса, стрелки часов принялись нагонять свой хронометраж, неистово стуча механизмом хода. Латунная гильза прыгала как ненормальная, угрюмо "дзынькая". Ведущий на ТВ получил свой заряд ускорения, становясь похожим на старую запись в быстрой перемотке, но тонкая техника не справилась с таким грубым издевательством над основать мироздания и, слегка заискрив, перегорела.
Насыщеность цветов вернулась также неожиданно, как и исчезла.
Жаклин сидела на полу, на удалении двух шагов от кровати обезумевшего Джейкобса, и баюкала искалеченную руку.
Сейчас она перестала быть похожей на всех дорогих людей разом и была просто симпатичной женщиной - разве что заплаканной, окровавленной и с открытым переломом руки.
- Будь ты проклят, Джейкобс! - зло выкрикнула она, замещая боль, - Тебе не сойдет это с рук, психопат поехавший, блядь! - юрист явно потеряла хваленное самообладание.
На шум ворвался молодой коп. Он оглядел помещение, удивленно присвистнул и явно разрывался между желанием достать пистолет, чтобы контролировать ситуацию над подотчетным помещением, и вызовом медицинского персонала...