Ласковый солнечный зайчик мягко скользнул по лицу Айлэ, аккуратным касанием пробуждая девушку от сладкой дремы. Томно потянувшись, нежащаяся эльфийка, не открывая глаз, наслаждалась мягким теплом утра и легким ветерком, заботливо гладящим обнаженную кожу. Одесную она прижималась к чьему-то горячему телу, чувствуя, как чужие волосы нежно щекотят ей лицо, вызывая широкую довольную улыбку. Айлэ уже не помнила, когда пробуждение несло с собой столько наслаждения и неги, когда еще тело было так охвачено столь сладкой истомой, что казалось, что она парит на мягком перистом облаке, обвивающем ее со всех сторон, будто уютнейшая из перин. Хотелось навсегда застыть в этом блаженстве, не размыкая глаз, вечно ощущать тепло чужого тела рядом и никогда не покидать беспечно-молодого уюта на заботливых ладонях Матери-Природы.
Вместе с пробуждением легкими шагами пришла и память о вчерашнем дне и бесконечно долгой ночи, заставив щеки девушки порозоветь от всплывших в памяти картин. Тягуче-густая капля стыда растворялась в блаженных ощущениях наслаждения, заставляя тяжело и чувственно вздохнуть от пряных мыслей.
В эту ночь они забыли обо всем - о голоде и тяготах, об опасностях и смерти на пороге, о долге перед народом и вечном бегстве ото всех, о крови и рассчетливой жестокости. В эту ночь они танцевали извечный танец сплетенных рук и сплетенных тел, то погружаясь в безумный омут страсти, то хватая пересохшими губами кристально-чистый воздух наслаждения. Они были омелой - он был статным дубом, они становились лозой с пьяняще-сладкими розами винограда - он возвышался твердой башней, они были лютней - он был менестрелем.
Втроем они сгорали в безумном, бесстыдном пламени страсти, сплетались в нагой нирване, не в силах бороться с сумасшедшим пульсом, становясь одним целым - дышашим в унисон, стонущим в унисон, с одним сердцем на троих. Они отдавали все - но получали нечто большее взамен. Это было безумие - но безумие это было слаще холодной невозмутимости рассудка. Возможно, это их последняя ночь; возможно, они никогда больше не увидят ласковые лучи солнца: так зачем заключать в клеть бесстрастности тот пожар, что давно иссушал их изнутри? Первый раз - как последний раз: все или ничего. И теперь их троих немогло разделить ничто: даже смерти не разорвать ту тонкую нить, что связала бывших солдат бригады "Vrihedd" на полянке рядом с безымянной опустевшей человеческой деревенькой.
...Как бы хорошо не было нежиться на ложе любви, пора было подниматься: к глубочайшему прискорбию девушки, ничто хорошее не могло длиться вечно. Выскользнув из обьятий любимой сестрички и поднявшись в полный рост, зажмурившаяся Айлэ подставилась теплым лучам солнца, словно бы впитывая их свет и ласку всем телом. Постояв так пару минут, эльфийка все-таки оделась и, выудив из котомки гребень, принялась неторопливо расчесывать волосы прядку за прядкой, нежно поглядывая в сторону еще дремлющих спутников, любуясь зрелищем обожаемой сестренки, уютно устроившейся на надежном плече Шанти. Платиновый шелк волос Вирель и переплетался с стуящимся водопадом смоляно-черных волос рейнджера, и в мягком золотистом свечении они казались не просто красивыми, а божественно прекрасными: такими нежными, такими родными...
Айлэ очень хотелось бросить все свои занятия и отбросить все планы, разбудив их поцелуем, чтобы продолжить чудо ночи, но разумом она понимала, что сейчас следует заняться другим. Планы эльфийки были просты и незамысловаты: собрать из остатков вчерашней трапезы и нехитрых запасов снеди хоть какой-нибудь завтрак, чтобы дорога до лагеря Магго не казалась такой печальной, постараться набрать водицы, развести костер и, если к тому времени спутники не проснуться, пошариться по пустым домам в поисках хоть каких-нибудь трофеев. Айлэ бы еще с радостью искупалась, но в одиночку это было слишком рисковано: голой, по пояс в воде отбиваться от утопцев - не самое занимательное времяпровождение.
....Как оказалось, раненный уже проснулся: ведьмачий элексир действительно сотворил чудо, поставив почти мертвого эльфа на ноги. Девушке, немного смущенной от того, что напарник Кота видел ее обнаженной, пришлось отложить реализацию всех идей на будущее и, поспешно разбудив друзей, заняться спасенным.
Предложение представившегося Илли скоя'таэля было любопытным, заманчивым и желанным: так просто отказаться от обещенного и воссоединиться с братьями и сестрами по борьбе, вернувшись на путь Свободы - ведь они к этому и стремились! Ведь кто этот ведьмак для них? Никто - очередной dh'oine, пускай и мутант. И какой смысл хранить слово, данное одному из Низших? Как просто забыть обо всем и забыться в привычной и знакомой партизанской борьбе! Вот только старшая аэп Эймиль твердо знала, раз и навсегда вызубрив для себя простую истину: Предавший врага предаст и друга.
Горестно склонив голову и скрыв лицо за упавшими тяжелыми прядями, бывший офицер вся сжалась, обняв руками колени, и устремила взор куда-то вниз. Закончилось время любви, настало время решений. И она тихо и печально ответила:
- Спасибо за предложение, брат. Мы бы и рады принять его но... Слово есть слово. Мы должны сделать иное, раж уж пообещали. А потом, ежели будем живы, мы, возможно, придем в твою ганзу - но уже свободные от гнета неисполненного. Прости. Простите и вы, сестра, друг. Нам... Нам пора прощаться и собираться. Простите меня еще раз, если я перепутала звезды с их отражением на поверхности пруда...