Проснулся, Райли, по своему обыкновению, резко, будто и не спал вовсе. Очень полезная привычка, выработанная годами засыпания в чужих постелях в обнимку с чьими-то женами или дочками. И пока муж или папаша топал сапогами по лестнице и ломился в дверь, музыкант напяливал портки, собирал разбросанные по полу манатки, сладко целовал на прощание новую бывшую пассию, и исчезал в окно или черный выход.
На этот раз ситуация вроде как немедленного побега не требовала — румяных дочек и разгневанных папаш вокруг не наблюдалось, была лишь тонувшая во мраке корчма, храпящие товарищи, да еще кого-то на улице, кажется резали...
Примерно на этом месте Райли врубился в происходящее. А в дверь, тем временем, врубилось что-то тяжелое, распахнув ее настежь и пролетев полкорчмы, прежде чем упасть на пол, гремя доспехами.
Вот тут и стало понятно, кто орал и кого резали.
А дальше все еще быстрей понеслось, Райли даже не успел товарищей разбудить — не пришлось. Вот только тварь, которая вышибла дверь вместе с солдатом, и сейчас увлеченно рвала корчмаря на куски, разбуженным сознанием просилась немедля обратно — в кошмарный сон.
— Ох, ё... — едва слышно выдохнул Райли, скатываясь с лавки и приседая за ней. Левая рука нашаривала сложенные тут же вещи, пока правая сжимала рукоять кинжала. Но музыкант отчетливо понимал, глядя на огромные когти твари, что кинжальчиком своим может только зарезаться сам, чтобы не попасть в ей в лапы.
Поочередно дернув товарищей за одежду, он прижал палец к губам и одними глазами показал на ближайшее окно. По его мнению, никаких других путей отхода Вольным не светило: дверь на кухню была где-то за спиной корчмаря, аккурат за тварью, а входная — слишком далеко.