Когда отступавший темерец отбросил Вирель, Горлица уже было попрощалась с сестрой, не веря в то, что человек может оставить младшенькую в живых, в голове пронеслось: "Твою ж мать!". Но надежда была сильнее - и Айлэ рывком кинулась к Стилет: придержать, не дать удариться, обнять и оберечь от всех зол впредь. Она хотела крикнуть: - Стреляй, Шанти!, - но из пересушенного отчаяньем горла вырвался только хрип.
Обнимая и прижимая к себе раненную сестру, лейтенант покрыла несчастную, лишь чудом оставшуюся в живых, поцелуями, гладя искаженное болью лицо младшенькой тонкими пальцами и хрипло шепча:
- Милая, любимая, родненькая, дорогая! Ты жива! Жива! Я так за тебя перепугалась! Я больше тебя никогда не оставлю! Никогда-никогда! Мальенькая моя, хорошая моя! Прости меня, цветочек мой, песня сердца моего, любимая сестра! Я не должна была тебя бросить! Как ты, солнце мое, как раны твои?
Продолжая крепко, но осторожно прижимать к себе Вирель и натужно прокашлявшись, нервная Горлица резко повернула голову к лучнику, замершему у окна с натянутым луком и хрипло сказала:
- Креаван, душа моя, ты в медицине разбираешься лучше, чем я. Сможешь споро осмотреть ее и сказать - нужна ли совсем срочная помощь? Нам надо как можно скорее выполнить задание Черных и вернуться к ним в лагерь: малышке нужен покой, еда и нормальное лечение. Мы с тобой срочно должны пожечь хоть пару-тройку хат, брать Вирель и сматываться к коням. Хер с ним, с мудаком в мелкую полосочку - дай лес, ему сейчас не до нас будет. Но селюки ответят кровью за кровь моей сестры! Дювельшайсс с дохлым Янушем - но раны Стилет я никому не прощу!