Боль. Лишения. Страдания.
Сломанные жизни. Разбитые на осколки судьбы.
Все это сквозило в каждой аккуратной букве. В каждом предложении. Напитанное ядом прошлого, которое Агнессе не хотелось бы знать. Только не о тех, кто стал ей дорог. Только не про тех, кого она уже давно считает своей командой.
За тонкими листами пергамента крылись истории, от которых сердце обрывалось, сжимаясь в тугой узел. Она сидела перед пламенем свечи, глядя то на закорючки, то на ровную струйку огонька. Джедок говорил, что огонь сжигает все, кроме души. Вот бы научиться сжигать прошлое. Вот бы обрести способность забирать страх и печаль. Тоску, что не уходит никогда.
Она ведь знала, что это такое.
Улыбаться, смеяться, шутить. Пить и есть. Выполнять поручения. Делать то, что должен делать. Идти и идти, несмотря ни на что. А оставшись наедине с собой, глубокой ночью в оживающих сумерках - бояться оглянуться назад. Ибо уже подступают тени и призраки прошлого. Уже выползают из своих углов, чтобы ухватиться цепкими пальцами. Распять всю уверенность и свить гнилые гнезда в израненной душе. Нажать на старые шрамы, выдавливая вместе с гноем кровь и желчь. Чувство неправильности. Обиду, возможно. А может и злость. На мир. На судьбу. На свою слабость. Когда становится некого винить - мы глядим в отражения, выискивая в глазах напротив все то, что так яростно ненавидим. Мы падаем и падаем, окунаясь все глубже в бездну сомнений и разрушений. Распада личности, которая корчится, будто раненый звереныш. Мы отпихиваем его ногами, пинаем, зная, что нельзя давать слабину. Иначе когда-нибудь настанет безвозвратный час. Час, когда следующий шаг уже сделать не получится.
И все равно в душе живет надежда. Где-то глубоко, зарытая под пеплом и углями. Корчащаяся, саднящая, пульсирующая кровью. Крохотная надежда на то, что когда-нибудь найдется кто-то, кто сможет исцелить. Кто отыщет эту брешь и заклеит. Чем-нибудь. Хоть чем-нибудь... И они отступят. И больше не страшно будет оглянуться за плечо, встретившись смело с многоликими призраками. Найдя в себе опору и жажду дышать. Несмотря ни на что. Несмотря ни на кого.
Лист за листом мелькали их жизни. Опускались из одной стопочки в другую, складываясь аккуратно. Вся тщательно добытая информация. Все, что смог откопать разноглазый Декстр.
Она читала, чувствуя, как с каждым словом уходит желание спать, смытое чем-то необъяснимым. Заполняющим этот холодный, уже почти зимний, мир пустотой. Зарывшись пальцами в и без того лохматые рыжие волосы. Заставляя себя окунаться в эту боль снова и снова.
Они пережили это уже. Каждый из них.
Все нормально.
Только отчего же подрагивают пальцы и перед глазами все плывет? Откуда вновь берется эта чарующая своей глубиной слабость? И манит пламя свечи, вызывая острое желание прикоснуться к нему и разжечь. Погрузить все в алое марево, выжигая дотла. Завернуться в его тепло, спрятавшись от этого холода. От черных чернил.
Отложив последний лист, Несса уставилась прямо перед собой. Коснулась кончиками пальцев груди, будто успокаивая собственное яростно колотящееся о клетку ребер сердце.
Сколько же надо ей выпить каштана, чтобы ушли эти проклятые чувства?.. Эти эмоции, разрушающие ее жизнь до самого основания. Каждую судьбу она пропускала сквозь себя. Каждой надеждой жила. Взглядами других людей. Их светом и тьмой. Это все казалось таким важным и бессмысленным.
Сестра прошуршала пальцами по пергаменту, что теперь ярко выделялся на фоне остальных.
Забавно. У самого идеального человека самый неприглядный свиток. И как он это допустил?
Губ девушки коснулась горькая улыбка, которая почти сразу же иссякла, оставив на лице болезненную судорогу. Подтянув к себе дело Ирана, она уткнулась в него снова. Читая вновь и вновь скудную информацию.
Кто же ты такой?..
И отчего вызываешь столь много противоречий?
Глубоко вздохнув, Агнесса уронила голову прямо на пергамент, прислонившись к нему щекой. Часто моргая, она сосредоточилась на смене декораций перед глазами. Свет-тьма. Свет-тьма.
Мир такой большой.
Люди такие разные.
Откуда же берется столько боли?..
Пролежав так некоторое время, девушка осторожно сложила все бумаги, завернув их в отдельные свитки. Опустила в сумку и полезла за ночной сорочкой. Рука коснулась рубашки Ирана, которую она ему так и не отдала. Поджав губы, Несса некоторое время смотрела на помятую ткань, не представляя, что сейчас творится в ее собственной голове. Встряхнув ей, она выудила ночнушку, переодевшись, потушила свечу и направилась в кровать, юркнув под одеяло и малодушно закрывшись с головой. Зарывшись в подушки, притворяясь, что ее тут нет вовсе. Не было никогда. И не будет. Спрятавшись от большого холодного мира хотя бы на эту ночь.
Это были такие долгие тесты.
А теперь все стало лишь сложнее.