Таврин Дмитрий Максимович
Пацаненок внимательно, открыв рот и почесывая в затылке, выслушал Таврина, ловко цапнул перекочевавшие из рук в руки деньги и, отбежав на пору шагов, скороговоркой ответил, по-солдатски приложив руку к вихрастой голове:
- Бут сдел, вашблародие товарищ гражданин! Усе сделаю в лучшей форме, не звольте сумлеваться. А ежели вашмилость четвертак отжалеет, я исчо Тришку да Сашку кликну: чай, в очи-три мы глядеть лучше будем, да?
Карие глаза мальчугана смотрели на Дмитрия Максимовича хитро-хитро, будто знали некую тайну, неизвестную мужчине. Паренек весело и ехидно улыбался, держа руки в карманах бекеши и покачиваясь с пятки на носок. Кажется, его так и подмывало добавить еще что-то, но обещанная вторая часть денег заставляла держать рот на замке: а ну как щедрый мужик передумает и не будет платить, а то и попробует отнять уже выплаченное? Как бы то ни было и какое бы решение не принял контрразведчик, шкет кивнул и умчался куда-то в сторону ящиков, громоздившихся на пирсе неподалеку от читающего газету господина.
...Когда бывший околоточный надзиратель обратился к пятерке портовых рабочих, третировавших молодого городового, те немедленно оставили свою жертву, устало привалившуюся к стене барака, и переключили свое внимание на Таврина. Агрессивных намерений у них опытный полицейский на замечал, а вот раздражения от того, что прервали их "вразумление", было предостаточно. Из компании вперед выступил одетый в потрепанную гимнастерку невысокий кряжистый мужик: черные глаза-угольки, пышные усы, борода лопатой воинственно топорщилась. Росту он был даже пониже Дмитрия Максимовича, да и похлипче немного, но причтели за спиной придавали архангелогородцу уверенности.
По-бычьи наклонив голову, мужик исподлобья взглянул на Таврина презрительно-оценивающим взором и пробасил, уперев руки в бока:
- Шел бы ты отсюда, дядька, подобру-поздорову - до самого Мурману, пешком и без хлебу. Твое-то дело какое? Или что, ты за царя-батюшку и фараонов-душегубцев? Нонеча все иначе, нонеча наша правда. Что буркалами зыркаешь, не видишь, что ли, молодого вразумляем, уму-разуму заместо батьки учим. Неча ему в полиции ходить, хай заживет свободно.
Прочие работяги, стоявшие за спиной заводилы, смотрели на Дмитрия Максимовича угрюмо и свирепо. Но прослуживший столько лет в полиции Таврин хорошо понимал: эти в драку не полезут. Потрепать нервы молодому, пустить друг другу юшку в шинке - это запросто, но выходить на кулачки с незнакомым крепышом в родном порту - не посмеют. И тут дело даже не в том, что они осознают силу оппонента: просто за безобразную драку их наверняка вышибут из артели, а терять рабочее место не хотелось никому. Так что контрразведчику оставалось только дожать главаря, и они наверняка отступят.
Анна и Вера
На пламенный взгляд поэтессы-контрразведчицы потенциальный немецкий диверсант ответил своим: тяжелым, глубоким, манящим. Откинувшись на спинку стула, он расстегнул верхнюю пуговицу рубахи, обнажая кусок крепкой шеи, и снова улыбнулся своей идеально-белозубой улыбкой победителя: на сей раз уже индивидуально Аннушке.
А вот собеседник барышень от изящной тирады на языке Вольтера и Гюго аж удивленно отступил на пол-шага назад, чуть нахмурившись и с недоумением воззрившись на Анну:
- Извините, сударыни, я не парле по франсэ. Я выучился только английскому языку, и работаю переводчиком у моего нанимателя. Не соблаговолите ли вы повторить?
От необходимости повторяться Самбурову-Безфамильную избавила Вера: набравшаяся храбрости Данилевич выступила из-за плеча напарницы, став вровень с ней, и сделала вежливый реверанс, получившийся, правда, чуть смазанным из-за испытываемой девушкой некоторой неловкости:
- Мы счастливы принять предложение Вашего американского друга, господин...
- Грюнманн, к вашим услугам, - быстро подсказал переводчик.
- Господин Грюнманн. Безусловно, как верно отметила моя сестра, мы предпочтем общество столь блистательных мсье обычным матросам. А еще мы были бы счастливы, если вы представили бы нам вашего друга.
Переводчик, оказавшийся, судя по фамилии, натуральным немцем, поклонился в ответ и указал рукой на улыбчивого янки:
- Господин Эдвард Уильямс, из САСШ, к вашим услугам.
На этих словах инженер поднялся и, не меняя улыбки и положив правую руку на сердце, в несколько широких шагов достиг девушек, представившись перед каждой:
- Edward Williams, engineer. Ed, if you want. Glad to see you, barischnia.
На пальчиках каждой из них он, как истинный джентельмен, запечатлел уважительный поцелуй. Анна не могла сказать, как он сделал его Вере, но кисть руки самой поэтессы потомок ковбоев сжал чуть сильнее, и держал в руках чуть дольше, чем полагалось приличному мужчине. А уж взгляд, который он поднял на Анну, когда целовал ручку, не оставлял никаких сомнений в намерениях янки.
Учтивый американец помог дамам снять верхнюю одежду и проводил их за свой столик, поинтересовавшись через переводчика, что милые девушки желают на завтрак. Судя по тому, как оперативно подлетел к Уильямсу холуй, он был здесь давним клиентом, или, как минимум, выгодным.
Сделав заказ, улыбчивый янки поинтересовался все через того же Грюнманна их именами и выразил свое восхищение их красотой. Бдительно слушавшая речь Уильямса Анна убедилась, что с переводчиком он общается на чистом английском, без акцента.
Молоствов Вадим Владимирович
Услышав слова "революционная контрразведка", статский советник весь осел, обмяк и стал напоминать пузырь, из которого шалуны мальчишки выпустили воздух. На краткий миг в глазах мелькнуло облегчение: "Слава богу, не террорист!" - чиновник, видимо, в красках представил окровавленные тела Александра II, Столыпина, Боголепова, Плеве, Трепова и, конечно же, себя любимого, и порадовался, что ему не придется продолжать этот список. Пока что.
Только он вытер пот пухлой ручкой и приготовился оправдываться, как разошедшийся Молоствов вбил в него, словно гвоздь в крышку гроба, страшные и странные слова: "Комитет общественной безопасности". Почтмейстер, и без того отличавшийся нездоровым цветом лица, совсем побледнел и задрожал, всплеснув руками и смотря на Вадима Владимировича испуганными и преданными глазами:
- И-извините, господин революционный контрразведчик! Виноват, мне распоряжений не поступало. Медлят, медлят они! А вы правы, правы, сейчас уберу!
Подскочив с места, статский советник обернулся к портрету, явив Молоствову не самое приятное зрелище своего всеобъемлющего зада, едва не разрывающего форменные брюки. Поплясав перед портретом с ноги на ногу, чиновник, наконец, ухватился за раму и сдернул его с крючка. Повернув портрет лицом к себе, он проговорил дрожащим голосом, сбившимся на какой-то писк, подавивший попытку пафосной речи:
- У, ирод! Отвеселся ты, теперь в чулане лежать будешь! Давно, давно надо было так сделать, спасибо, господину революционному контрразведчику, надоумил!
Обернувшись к Вадиму, он постарался выпрямиться во фрунт и даже втянуть живот, что у него, правда, не особо-то и получилось. Поедая глазами контрразведчика, он выпалил:
- Во ввренном мне почтовом отделении никаких инцидентов не произошло. Нарушений, могущих заинтересовать революционную контрразведку, не было. Почтамт работает в штатном режиме, без нарушений. Коррупции и антиправительственных речей нет. За всех подчиненных могу поручиться лично.
Решив, видимо, что этого мало, толстяк изогнулся в льстивом поклоне, глядя на Молоствова снизу вверх. Голос его был полон елея:
- Чем лично я могу услужить Вам, господин революционный контрразведчик. Чай, баранки, что-либо еще, кхе-кхе?