От прикосновения к металлическому стержню посоха Стефана обожгло, словно он опустил руку в раствор "царской водки" - смеси кислот, которые алхимики и ювелиры используют для растворения металлов, однако резкая боль прошла буквально в следующее мгновение, хотя Стефан и знал, что стоит ему схватиться за посох второй рукой, как жгучий яд начнет отравлять его тело. Услышав звуки, исторгшиеся из уст темноволосого молодого человека, насекомые и пауки, заполонившие этот зал, на мгновение опешили, но довольно быстро пришли в себя и, больше не обращая на усилия Стефана привлечь внимание, напугать или заставить прекратить атаковать, чудовищные твари продолжили исполнять некую злобную волю того, кто заставлял этих монстров атаковать наших героев. Не произвел впечатления на гигантских беспозвоночных и трюк, который применил Дерек - казалось, что на птичий клекот, заполонивший, помимо иных звуков, этот просторный зал, противники наших героев не реагируют вообще никак. Возможно, они никогда не выбирались на поверхность земли и не сталкивались с птицами, или же таким крупным представителям царства шестиногих и восьминогих яростный крик хищной птицы, которую они могли бы уничтожить движением всего одной из своих многочисленных лап, не представлялся чем-то серьезным и опасным.
Ульвар исторг громкий звонкий звук из панциря паука, которого со всей силы ударил древком своей глефы после того, как не смог ранить восьмилапое чудовище ее лезвием - увертливость паука сыграла дурную шутку с ним самим, ведь отпрыгнув в сторону от лезвия, он оказался как раз в том самом месте, в котором северянин и хотел, чтобы он был. Рядом с ним Энна залечивала повреждения, полученные от разъедающей и невероятно зловонной жидкости, которое многоногое и явно не естественного происхождения насекомое изрыгнуло на нее; раны девушки на глазах начали затягиваться, а окровавленная и почти превратившаяся в бурую жидкость плоть и кожа - снова возвращать себе свои первоначальные формы и состояние. Альве тем временем обожгла очередную тварь, заставив нескольких из них в страхе застрекотать - Стефан понял их примитивную речь и перевел для себя как "Огонь! Больно! Смерть! Бежать!", и, вероятнее всего, подобное проявление мастерства Гвендолен в обращении со стихией огня, управляемой потоками безликой, но всепроницающей энергии созидания и разрушения, принесло бы некие весомые результаты, если бы не старец-друид, который, услышав призыв альве к действию, не начал действовать.
Старик, хоть и кряхтя, но довольно резво взобрался на каменный постамент с мерцающим голубоватым сиянием руническим кругом и, выхватив из поясных ножен серебристый серп, полоснул себя по раскрытой ладони. Казавшиеся черными в призрачном свете капли крови, словно капли летнего дождя, застучали по каменной поверхности этого сооружения, когда друид начал читать свою молитву. "A elfyntodd dwyer sindoyn duw. Cerrig yr fferllurig nwyn. Os syriaeth ech saffaer tu. Fewr echlyn mor necrombor llun" - голос старца был мощным и зычным, а уверенность, переполнявшая его слова, эхом отражалась от каменных стен зала, а лицо его преисполнилось некой мрачной решимости и темного гнева, а также - казалось - глубокой боли, сострадания и сожаления, хотя вся эта палитра эмоций сложно сочеталась. Первые капли упали на гладкий камень, но лишь соприкоснувшись с ним, начали двигаться весьма необычно - словно обрели душу и превратились в миниатюрных кроваво-алых змеек; каждая такая змея устремилась к ближайшей руне на постаменте, и уже спустя пару ударов сердца и добрую чашу крови, излившуюся из глубоко рассеченной - почти отсеченной - ладони старика, практически весь рунический круговой узор был заполнен кровью.
- Тебе никогда не совладать со мной и с силой Природы! - внезапно тихо сказал друид, но его голос услышали все, кто был в этом зале. - И при жизни ты был занозой, но после смерти ты стал чем-то еще худшим; ты не стал исправлять вред и зло, которое ты причинил этой земле и этим людям, ты зациклился на идее мести и возмездия. Тем самым ты доказал, что я был прав, что мое первое впечатление и те слова, что окружающие нас леса и само Озеро нашептывали мне, когда ты строит тут свое паучье гнездо, были истинными. Я ведь верил тебе, ведь ты - моя кровь. Увы. Я не сожалел ни тогда, ни сожалею ныне. ТЫ. ДОЛЖЕН. УЙТИ. ПРООООООЧЬ!!!!
То ли кровь, покрывшая руны, тому была виной, то ли чары друида, то ли причиной произошедшему было нечто другое, но голубоватый, словно от полнолуния, свет, заполонявший до сих пор зал и освещавший его, постепенно становился розоватым, потом стал насыщенно алым, и в конце концов все помещение заливал багряный, цвета засохшей крови свет. Вибрация, сначала едва ощущаемая, с каждым ударом сердца становилась все явственнее; пятеро едва удерживались на ногах. Обломки каменных плит и щебень, входивший в состав скрепляющего цемента, посыпались с потолка на каменный пол, словно спелые ягоды с вишневого дерева, на которое обрушился яростный порыв предгрозового ветра. Один из камней больно ударил альве в плечо, другой - покрупнее - обрушился на голову Стефана, заставив темноволосого юношу потерять сознание и упасть на холодные плиты. Многоножек и пауков охватила паника, и монструозные создания в спешке попытались покинуть рушащееся строение; один из пауков подмял под себя Энну, сведя на нет все ее попытки самоисцелиться - огненноволосая дева, когда Ульвар увидел ее после того, как громадное брюхо восьмилапой твари было уже почти в проходе коридора, лежала без сознания на каменном полу.
- Не забывайте - часовня!!! Часовня на горном перевале, Перевале Стонов - там сокрыты ответы!!! Не забывайте об этом!!! - прокричал, пытаясь перекрыть грохот рушащегося здания, старец. - Не забывайте ничего!!! Он - о, да, он знает толк в том, как затуманить мозги!!!
Это было последнее, что слышали Ульвар и его подопечная, Гвендолен, прежде чем весь зал внезапно заполонил свет такой яркий, что в одно мгновение высушил слизистые глаз эттира и альве, во второе мгновение - превратил их кожу в пепел, а плоть - в шипящие угли, прежде чем всех и все поглотила безграничная и беспросветная тьма.
* * *
Громкий, оглушающий крик, хрустальный голос, разбиваемый на мириады осколков тяжелым молотом боли и ужаса.
Все пятеро встрепенулись и вмиг проснулись; четверо от крика, пятая - задохнувшись им. Вокруг была тьма и вода. Когда глаза попривыкли к темноте, четверо огляделись вокруг, а пятая, которая видела во тьме так же, как четверо на свету - просто спрятала лицо в своих ладонях, не в силах совладать с дрожью. Дрожала не только альве, но и все остальные - вокруг с невидимых в темноте и сквозь густые кроны вековечных деревьев небес низвергались потоки холодного ливня, превратившие окружающую землю в топкое и грязное болото. Вот - сумки из промасленного холста и кожи, но все равно не избежавшие участи, которой подверглись все пятеро - мокрые, как утопшие щенята, а вон - черное месиво, в которое превратился костер.
Дождь не утихал, и пусть теперь, когда все проснулись и кровообращение вновь стано активным, было невероятно холодно.