Тяжело дыша, натыкаясь на крошащиеся от старости стены и собратьев по стае, и, ориентируясь только по слуху, Человек бежал сквозь непроглядную тьму. Боль пульсирующими волнами расходилась от его ран, мышцы и сухожилия ныли, будто бы забыв про то, что раньше им уже приходилось сталкиваться с подобными нагрузками, а тело безымянной замедляло не меньше, чем необходимость следить за каждым нетвердым шагом в неизвестность. Насытившись кровью русоволосого, холодное “Нечто” отступило, вновь свернувшись кольцами где-то в животе, но теперь, когда в любой момент в спину мог ударить выпущенный убийцами болт, Человеку, пусть и совсем чуть-чуть, но все же не хватало ощущения всемогущества, приходящего вместе с ним. В этом, должно быть, и была причина их сосуществования. Каждому из них было что-то нужно от другого, каждому было выгодно сохранять другому жизнь.
Наконец, затхлая темнота расступилась, давая дорогу мягкому лунному свету и влажной, полной запахов ночи, а вместе с ними и новому знакомству. Или знакомствам. Только сейчас Человек с немалым удивлением понял, что их снова пятеро, и что темноволосый мужчина с каким-то церемониальным жезлом в руке, которого он вознамерился, было, оглушить, тоже является членом стаи, хотя связь между ним и Человеком была куда тоньше, чем между остальными. А вот сидящий в центре двора старик и его спутники, пусть даже они определенно их всех знали, и, кажется, даже были рады встрече, в стаю не входили и поэтому никакого особого доверия не вызывали. У него, судя по всему, вообще мало кто и что вызывал доверие.
Недоуменно посмотрев на появившегося из ниоткуда нового собрата сверху-вниз, Человек молча вышел вперед, вставая между среброволосой, и встречающей их троицей, аккуратно положил тело безымянной девушки на траву, и взял рогатину двумя руками. Испачканный в крови одержимого наконечник совсем немного наклонился в сторону возможных противников, но знак, вкупе с настороженным взглядом, скачущим по лицам, рукам и окружающему их двору, получился достаточно ясный. Остальные, кажется, не разделяли его тревоги, но Человек не чувствовал, что поступает как-то неподобающе. Лучше уж оскорбить друзей неверием, чем попасть из одной западни прямиков в следующую.