Страшно, страшно и странно. Плохо не знать - кто ты, но еще хуже осознавать, что некто хочет тебя убить неведомо за что. Чувствует альвэ тепло огня, что пологом своим укрыл ее от жалящей смерти, чувствует прохладу старой кладки, что стала ей надежней щита. Смотрит в серый сумрак, пытается углядеть тех, Безымянных, что пришли за ней. Нет - за ними.
Увещевают спутники ее Неизвестных остановиться, опустить арбалеты и выйти в круг огня, что упавшими факелами очерчен. Звенят слова, гулким эхом отражаясь от окружающего мира, и становится ясно, что сузилось все мироздание до теряющихся в клубящейся мгле стен пещеры.
Но не помогают они, теряются под сводами, гулким эхом отдаются от стен. И лишь новые стальные хищники, жадные до крови и плоти, с голодным свистом летят в них. Воистину, чудо из чудес то, что они сегодня не насытились жизнью тех, кто был здесь подле нее. Но надолго ли это? Тонкокостная альвэ словно кожей чует, что новые их братья и сестры по-звериному прижимаются к ложу арбалета - будто волки, припавшие к земле; чувствуют жестокую ласку тетивы, готовой отправить их в смертоносный полет; смотрят острым наконечником на тех, чей багрянец они так жаждут пролить.
Страшно. Мелкой дрожью колотит касающиеся полуобваленной стены тонкие пальцы, белые зубы вот-вот готовы отбивать чечетку, и только на остатках силы воли среброволосая сдерживается. Она не воин, она не солдат, она не готова ступить из-за стены и встретить опасность лицом к лицу - ее не учили этому. Краткий миг - зажмуривается альвэ, будто надеется, что все вокруг пропадет, развеется морок, изчезнет этот чуждый сон, и она осознает саму себя в ином месте, там, где не сыскать ни угроз и тревог - дома. Распахиваются очи - все по прежнему, все по старому. Снова смертоносная песнь стрелы разрывает воздух, и снова она, не задев никого, завершает свой полет.
Оглядывается дева за спину, смотрит в даль. А там - паутина коридоров, что, переплетаясь, ведут неведомо куда. И кому какое дело, куда они могут завести, когда можно бросить все, и устремиться по ним прочь, как можно дальше от поющей погибели.
Испуганным зайцем вздрагивает тело, ноги будто сами делают шаг назад. Легкие, быстрые ноги альвэ готовы сорваться в бег, унести ее от этого кошмара, увести ее от убийц - они понимает, что, если ринется в бегство, ее не догонят. Но почему она не бежит, почему не бросит все это? Тихий шепот сердца будто прерывает следующий шаг: Твое место - подле них. Твой путь - рядом с их путем.
Стоит альвэ на месте, дрожит. Мокрые дорожки пролегли под глазами - и когда только она успела заплакать? Ведь всего несколько ударов сердца прошло с того момента, как она укрылась за надежным прикрытием старой стены, защищающей дочь Первого народа даже тогда, когда сама полуосыпалась - словно старый, дряхлый ветеран вспомнил былое и в последний раз поднялся на защиту тех, кто погибнет без его молчаливой поддержки.
Вступает в круг света один из Младших детей, смотрит пристально, готовится спустить стальных псов с арбалетного ложа. Где-то там, дальше, за его спиной стоят такие же как он, и тоже готовятся принести жестокими руками новое подношение Смерти. Зачем? Почему? И на эти вопросы не сыскать ответа.
Всхлипывает альвэ, голос, некогда чистый и звонкий - надтреснутый колокольчик. Срываются с губ слова чуждой речи - и почему она говорит так, а не на том языке, что в сердце? Коротки отрывистые слова ее, коротки и просты:
- Все сюда! Тут выход! Бежим!
А как можно убежать от жал, что бьют издалека? Как можно скрыться от железных ос, что быстрее грациозной лани? Но надежда, что всегда сопровождала народ альвов, не оставляет среброволосую с пламенем в душе: коридоры отвратят погоню, сами стены и руины станут на защиту тех, кто спасает самое дорогое - жизнь свою и жизнь своих соратников.
Замерла женщина, с тревогой ждет, что прочие последуют ее совету-мольбе и ринутся к ней, сюда, в спасительную мглу и перплетение неведомых подземных троп. Ждет напряженно, до боли сжимает кулаки до побелевших костяшек, прикусывает почти до крови краешек губ, а по бледному лицу стекают непрошенные слезы.