Лучше бы не просыпалась, - было первой мыслью Майи, когда она открыла глаза. Жуткого вида конструкции заполняли комнату и при виде них сразу заныл живот. Она со всей силы закусила губу, чтобы не заорать с истерики. А хотелось не только орать. Хотелось вырвать ногу из наручника и дать деру из этой квартиры пусть даже ценой ноги. Ей уже было ничего не жалко оставить в этом храме ужаса, лишь бы все, что сейчас в нем стояло в ожидании ее компании, исчезло с глаз долой. Однако ей не хватило времени на что-то решиться, из кухни вышел Джо в таком жутком виде, что она едва не потеряла сознания. А ведь она знала, что так и будет! Знала! Еще вчера, блять, она знала, что надо драть отсюда и не верить в их милые беседы и эту гребаную кучу сэндвичей в пакете! Но ей, видите ли, жалко его стало, конечно. Ей жалко. А ему.. о нет. Он идет к ней.
Холодными от ужаса руками она успела лишь упереться ему в грудь и завизжать от ужаса, недолго правда, так, взвизнуть всего лишь, а потом коснуться его губ. Время замерло, а потом ее буквально наполнили чесноком, и не успела она опомниться, как дикая боль пронзила и без того испуганные губы. И, если до того она безуспешно билась под ним как птичка, то тут вцепилась в его напряженные мышцы рук как клещ и заныла от страха и боли. В памяти пронеслась добрая половина ее жизни, как вдруг он вскочил, и она прижала руки к влажным губам. Он был чем-то удивлен, она же была дико напугана. Сотрясаясь от истерики она разрыдалась, сжавшись в комок в углу кровати. Ее уже не волновало, что его остановило и когда он продолжит вновь. Сейчас ей хотелось превратиться в свои слезы и утечь отсюда сквозь его пальцы, обтекая все конструкции и страхи. Она проглотила, казалось, тонну чеснока, потому что знала, что сил плеваться у нее не найдется. Боль, обида, ужас - все душило ее так, что приходилось заставлять себя вдыхать. Никогда, никогда, никогда она больше не пожалеет его, никогда не усомнится в том, что его надо прибить и, если будет возможность, сама спустит курок. Дважды.