Первым открыл огонь Шаманов - шустрая пятерка 5.45 унеслась в сторону бородача, что копался в тачке. Его спасла случайность - нечто, что он искал в бардачке "Жигуля" упало вниз, на коврик, и ему пришлось с головой потянутся туда. В этот самый момент пули застучали по лобовому стеклу и капоту, заставив араба вжаться в сиденья еще сильнее, и не причинили ему никакого вреда.
Пахом ударил следующим. Условия для стрельбы были идеальные: отличная, прямая видимость, упор для оружия, время для прицеливания и многое другое. На войне такая роскошь встречается не часто. Плавно нажав на спуск, Сергей Игоревич выстрелил, и угодил бабаху точно в голову, в затылок и чуть правее. Пуля прошибла голову насквозь, выйдя из глазного отверстия и зарылась куда-то в землю. Салют из костяной крошки, мозгов и жидкостей угодил деревенской бабе в лицо, отчего та застыла, затряслась и истерически завопила, то ли от страха, то ли от неожиданности. Или, быть может, от того и другого вместе.
Тремя одиночными заговорил Либерзон, кладя пулю за пулей в муслима у каменного дома, с мешком в руке. Его спина была абсолютно беззащитна. Выстрелы пошли справа-налево, угодив в правую руку, затем спину. Третья прошла над левым плечом, и врубась в каменный забор, подняв облачко пыли. Боевик же упал на дорогу лицом вниз, слабо потянулся рукой в неизведанные дали, и ушел в Джаннат, созерцать Аллаха и развлекаться с гуриями.
Когда Браун открыл огонь из "Заставы", он понял две вещи - предка не просто так прозвали "пилой Гитлера", звук был соответствующий; второе - отдача после первого десятка стала чудовищной, так что Исайе пришлось приложить все усилия, чтобы пулемет хотя бы стрелял примерно в нужную сторону, про прицельную стрельбу речи даже не шло. Импровизированный блокпост частично пострадал, пули тут и там ковыряли несчастную машину, какая-то часть угодила в бойлерную неподалеку. Шума Исайя наделал немало, боевики перепугались основательно. Но несмотря на весь шквал, остались невредимыми.
Боевик, по которому стрелял Шаманов, сначала растерялся, но длилось этого не долго; выскочив из машины, он, пригнувшись, занял позицию у багажника. Бабах понял, откуда примерно стреляли, и обнаружить хорошую, но оттого приметную позицию не составило труда. Спешка сказалась, а оттого длинная очередь ушла куда угодно, но только не в засевшего в камнях "Кремня".
Кан, видя что его цель уже ушла в мир иной, спешно развернулся в сторону бородача у машины, который только что попытался обстрелять его и Шаманова. Он дал очередь в пять выстрелов, но пули попали либо в машину, либо прошли выше.
Пулеметчик в окне заприметил Брауна, и дал очередь в его сторону. Возможно, он выстрелил бы больше, но тут его настиг выстрел Коскинена, угодивший точно в голову и превративший её в сплошную дыру. Но пули из ПКМа уже ушли к цели. Браун вжался в землю как мог, и тут услышат свист пуль, которые перемалывали в труху жалкий каменный заборчик. Потерявшая силу пуля чиркнула по шлему - повезло! - но в какой-то момент чудовищная боль вспыхнула в правой руке, да такая, что Исайя забыл обо всем на свете, кроме этого факта. Сознание приготовилось угаснуть.
Боевик, что стоял у УАЗика в северной части деревни, сразу же присел, полностью скрывшись за багажником, и высунул из-за угла машины голову, пытаясь найти врагов. Два его приятеля остались на местах, но, конечно, заволновались и приготовили оружие к бою. В южной части деревни Шаманов и Кан увидали еще одного боевика - того самого, что всё это время скрывался за домиком. Он занял позицию на углу, и выдал очередь в их сторону. Безрезультатно. Дерьмо заключалось в том, что они теперь знали, где засели наемники.