На какой-то миг Джереми охватило оцепенение.
Это не было заскорузлым и преодолённым страхом из Бруклина, когда ты оставался наедине с центровым вышибалой, и все твои “друзья” трусливо делали шаг назад, отводя взгляды.
Это не было вечным клеймом “чёрных”, эти проклятые расистские штучки среди прочих американцев, когда пережитки времён заставляют цивилизованных людей кидать в тебя камни и сжигать твой дом.
Это не было актуальным страхом взрослого человека – страхом невыполненной ответственности, когда груз проблем, тяжесть однообразного быта угнетает, доводя до нервных срывов или чего похуже.
Нет.
Это страх, вставший на пороге сознания, будто егерь ищущий тропу сквозь болото, проверял самообладание, касаясь почти осязаемыми липкими щупальцами, заставлял сердце стучать быстрее, а зубы выбивать дробь не от холода. Его едва ощутимое присутствие, которое появилось после странных звуков в морозильнике, сменилось лавиной эмоций.
Сначала испробованная тактика – страх неизвестности. Теперь, кое-что покруче: мощный коктейль, замешанный на подозрительности и паранойе, детских травмах и приобретённой боли, извращенных желаниях и самым страшных ночных кошмаров.
Страх непонимания.
Верный Кабар вновь смотрел остриём вперёд, но резких движений повар не делал: мальчонка непринуждённо трапезничал сырым мясом и без всякого дискомфорта переносил холод – кто знает, что на уме у этого дикаря? Мистер Бон любил детей, но когда достаточно милая мордашка вымазана кровью из свежего куска говядины глубокой заморозки, становится чертовски не по себе.
Темнокожий парень сделал осторожный шаг в сторону: мальчонка двигался уверенно, ничуть не заботясь о температуре в помещении или собственной наготе. Двигался он прямо к кухне.
Джереми хотел было окликнуть его или предупредить кого-нибудь из коллег, как произошло сразу два события.
Кто-то из женской части коллектива оповестил о катастрофе: ЧТО-ТО ГОРЕЛО.
Джереми нервно вздохнул, сглотнул ком, застрявший в горле, и начал огибать ребёнка намереваясь добраться до двери первым. В голове билась единственная мысль: “ЛИШЬ БЫ ОБРАЗОВАЛАСЬ КОРКА” – испортить торт было ударом по самолюбию повара, да и по его репутации профессионала, которая только-только начала набирать обороты. Среди контингента ученных и технических специалистов затесался ещё и журналист: если Бон не ошибается, то писать в этом, занесенном снегами и забытом Богом, месте особо не о чем, и рано или поздно, мистеру Уэйну придётся упомянуть его прекрасную кухню.
Но сейчас, чёрт возьми, его “прекрасная кухня” воняла гарью, а основополагающее блюдо вечера упорно превращалось в головёшки.
И тут погас свет.
Донёсся женский вскрик и мужские возгласы удивления из зала столовой. Бон крепче вцепился в нож, попутно вспоминая сколько батареек у него в запасе – кажется он брал парочку для плеера. Ни то чтобы выключение генератора было чем-то из ряда вон выходящим, сидели без света по несколько часов, но почти всегда – планово. За прошедший месяц на станции электричество выключалось всего раз, если Джереми ничего не перепутал, и это не было специальной проверкой, но постоянный фонарик и запас батареек, повар у Филипса всё-таки выпросил.
Но, такое количество “техногенных катастроф” на одни сутки, для сонного быта станции было чересчур.
Желание спасти торт было мощным стимулом сбросить оцепенение, но маленький Дикарь, Пожирающий сырое мясо, да ещё и в темноте, служил не меньшим поводом сохранять бдительность.
- Эй, там ребёнок какой-то бродит – не зашибите ненароком! И позовите мисс Кларк – он какой-то странный! – крикнул Джереми, обращаясь к людям в столовой, а затем тихонько добавил себе под нос, - и страшный…
Повар осторожно двинулся вперёд, намереваясь завладеть фонариком и проверить торт, но держаться от ребёнка подальше – иррациональный страх перед этим аборигеном был неподконтрольно силён.