Безвольно упав в вонючую грязь от тычка, Гроула вызвала очередную волну довольных криков и хохота со стороны томящейся в ожидании казни толпы. Вонючие твари, всю жизнь живущие чуть не по колено в собственном дерьме в этом городе, где нечистоты ручьями текли по улицам, где на каждый угол ссали по три раза на дню бродячие псы и пьяницы, а смрад лошадиного навоза смешивался с вонью немытых годами тел. О, как эти гнилозубые ублюдки радовались, когда она упала в их родную грязь. А она, перекатившись от удара тяжелого сапога на спину, смотрела в бездонную голубизну чистого неба. Такое высокое и безмятежное... Какая-то мразь наклонилась над ней, заслонила собой солнце, ухватила за волосы и рывком подняла на ноги. Стражник крикнул что-то, толпа взревела вновь, но Гроула этого даже не заметила. Что они ей? Презренные черви, они все умрут, сгорят их города и падут империи, а небо все так же будет взирать на вольные земли, не замечая этих ничтожеств. Не видя их, не слыша. Дети грязи... Гордо вскинув голову, орка легко шагала вперед, словно не было больше цепей, боли и усталости. Не чувствуя своего тела она пела, но глупцы не слышали её голоса, как не слышали и голоса неба, что вторил ей. А звери слышали. Сквозь рев толпы, сквозь вонь города, они почуяли её зов. Бродячие псы сбегались со всего города и драли прохожим ноги, кони бесились, топча прислугу и сбрасывая всадников, сотни крыс высунули усатые мордочки из мусора и оскалили зубы, вороны, пронзительно крича, вились над крышами и драными флагами, а объятая жаждой крови толпа видела лишь как Гроула поднималась на высокий эшафот. Вот юный принц тянется, что бы погладить удивительно смелого грача, вот ухмыляется палач, лениво сгоняя сороку, усевшуюся на его огромный топор. А ему в ответ скалит зубы орка, знающая, что через секунды птицы выклюют ему глаза.