Запахом нечистот пронизан воздух. От смрада некуда было деться. От охапки соломы, являющейся единственным удобством в камере, просто-напросто чадило вонью. Люди. Они называют орков грязными, но сами при этом живут по горло в своем собственном дерьме. А вольные племена между тем дышат чистым воздухом степей и лесов. Здесь, в главном человеческом поселении, многие наверняка даже не знают, как выглядит настоящее дерево, какова на ощупь его приятная шершавая кора. Нет, не знают. Люди дышат, судя по воздуху, проникающему между толстых железных прутьев единственного окна в камере, дымом костров, лошадиным навозом и тысячью других, пестрых и сбивающих с толку запахов. А благоухание цветов, свежесть зелени после дождя и неповторимый аромат земли были им неведомы.
Ты пробыла в камере пару недель. До Отца-неба было не докричаться. Он прятался от стыда за тебя за тучами. Мать-луна молчала как всегда, но ее руки по ночам гладили твою голову, подбадривая. Она всегда была готова поддержать того, кто нуждался в помощи. Днем приходили одни люди, смотрели на тебя, тыкали своими толстыми пальцами в твою сторону, кричали что-то и уходили, потом приходили другие. Гостям не было конца, но ты, привыкнув к ним, не обращала больше на них внимания, продолжая смотреть в одну и ту же точку за окном. Сплошные тучи плыли друг за другом нескончаемым потоком, пока люди в доспехах или люди в изукрашенных цветастых мантиях, или их союзники, гномы с эльфами, пытались разозлить тебя, вывести из состояния равновесия и унизить. У них это не получилось, твои мысли были полны тоски по свободе и в них не лезли никакие другие чувства. Ты знала, что вскоре тебе придется умереть на потеху людям всего этого поселения, но настоящим унижением было бы просто откусить себе язык и умереть, захлебнувшись собственными кровью и слюной. Орк должен умирать с гордо поднятой головой и ни в коем случае не сдаваться.
Глаза заволокло пеленой воспоминаний, таких ярких, как будто все происходило сейчас, а не случилось два десятка дней назад. Степь, края которой не увидишь, если будешь скакать неделю вдоль нее. Две армии: человеческая с небольшой примесью гномов и эльфов в ней взбиралась на холм, чтобы встретить и побороть орочью, занявшую более выгодную позицию. Раздался гром. Призыв к Отцу-небу не прошел даром, молния ударила в строй лучников, вызвав смятение в их рядах. Отовсюду послышалось шумное одобрение воинов, готовящихся схлестнуться с человеческими всадниками, закованными в тяжелые металлические доспехи. Но ответ с той стороны тоже был неплох: три десятка жизней ушло к праотцам от огненного взрыва, произошедшего совсем рядом с тобой и другими шаманами. Людская кавалерия вошла клином в неорганизованный строй орков, лучники с обоих сторон натянули тетивы и выпустили смертоносные ливни стрел на головы сражающихся, не щадя ни своих, ни чужих, пока вы, шаманы, боролись с магами.
Орочьи стрелы летели гораздо дальше человеческих за счет расположения лучников-орков на высоте и уносили множество жизней в центральных рядах, заставляя противников спотыкаться о трупы своих товарищей при подъеме на холм, но во всем остальном дело шло плохо: сокрушительные молнии и землетрясения шаманов не могли на равных противостоять многочисленным огненным шарам, дождям острейших ледяных осколков и другим разрушительным заклинаниям человеческих и эльфийских волшебников, а латники успешно прорубались сквозь орду орков, противопоставляя природной мощи и размерам доспехи и организованный строй. Преимущество постепенно сошло на нет, вольные племена терпели поражение. А ради чего все? Ради признания их свободы.
Орки держались до конца, но все равно проиграли. Ты продолжала стоять на своем месте, прося благословение Отца-неба сокрушить врагов, но твоя борьба закончилась, когда неведомо откуда прилетевший камень попал в голову, погружая тебя в принудительный и полный болезненного забвения сон. Очнулась ты уже в передвижной клетке. Вокруг шныряли невероятно самодовольные существа с пращами в руках с полчеловека ростом, а сзади и спереди тянулась длинная вереница лошадей с всадниками на них. Тебя везли в Альморан, человеческую столицу.
— Вставай! — грубый пропитой голос вырвал тебя из сети воспоминаний, а тычки тупой стороной копья только довершили дело, подгоняя быстрее подняться с вонючей соломы. — Чо тут разлеглась? Забыла какой день сегодня?! Я тебе напомню!
Последовала пара довольно сильных ударов под ребра и в живот. Четверка других стражников довольно заржала, а ты, сжав зубы и угрожающе выставив клыки, попыталась отобрать оружие, чтобы наказать обидчика. Тычок сбоку от другого надсмотрщика свел затею на нет.
— Пфе, дикарка! — плевок попал прямо на босые ноги. — Кда тебе сражаться? И так ща помрешь.
По рукам и ногам тебя заковали в цепи и заставили шагать из своей камеры. Два стражника сзади, два по бокам и один спереди вели сквозь темный запутанный лабиринт ходов в тюрьме. Выбравшись наружу, вы отправились через весь город. Медленно, степенно, сквозь улицы, полные другими людьми. Презрительные взгляды, насмешки и оскорбления летели на тебя, но ты смотрела и шагала только вперед. Один из мальчишек попал в тебя камешком. После этого успеха вся свора людских детёнышей набрала камней и следовала за вами, кидая в тебя свои снаряды, пока одному из стражников случайно не досталось и он не разогнал их. Остановились вы на большой площади, в центре которой находился гигантский эшафот, на котором можно было одновременно рубить головы полсотне людей. Чуть поодаль стояли небольшие трибуны, за которой сидели люди в изукрашенных аляповатых одеждах.
На помосте стоял человек в черном колпаке. Тебе осталось пройти последние пятьдесят метров по специально освобожденному для тебя другими стражниками от горожан узкому коридору к лестнице, подняться по ней на эшафот, положить голову на полено, преклонив колени перед их предводителем на трибуне, и умереть. Теплый, ободряющий лучик солнца коснулся твоего лица. Ты подняла голову и увидела, как тучи расступаются, показывая солнце и окружающее его чистейшую синеву. Отец-небо решил посмотреть на свою дочь перед смертью.
— Шо встала? — прошипел голос стражника сзади, после чего последовал тычок в спину. — Иди, серокожая!
Ты почувствовала, как силы возвращаются тебе. И цепи уже не мешали так сильно, как раньше. А самое главное, тебя слышал Отец-небо.