Выдав свою исполненную учтивости тираду, Константина замерла в легком полупоклоне, с живейшим интересом напряженно всматриваясь в лицо старика. С замиранием сердца женщина ждала, как мумиеобразный собеседник отреагирует на ее слова: сама бы жрица на такое обилие лести не повелась бы, но пожилые люди, как известно, куда как более склонны одобрительно относиться к подобного типа комплиментам. Ну а в откровенное лизоблюдство чиновница, по своему мнению, не скатилась, выдержав ту самую грань между приличием и унижением.
Резкие слова рыцаря Ариса она оставила без ответа, лишь поморщившись на столь вопиющее хамство по отношению к тому, от кого могла зависеть жизнь оставшейся троицы. Из девяти невинноосужденных их уцелело только трое: каждый из тех, кто остался за спинами уцелевших, сделал неправильный выбор и ушел к богам. И жрица искренне не хотела присоединиться к ним из-за наглости одного солдафона. Впрочем, делать окончательные выводы было еще рано - возможно, старая как мир игра в "хорошего и плохого стражника" принесет куда больше плюсов, чем мягкость и корректность слов одной только Константины.
Сделав маленький шаг в сторону, Константина намеренно остановилась между дряхлым стариком и Айлин, почти загородив собеседника от взгляда аристократки. На долю секунды в голове Огненной даже мелькнула мысль: "А зачем, собственно, я это делаю?", но тут же была отогнана убедительнейшим в своей простоте аргументом: "Я просто так хочу. Она мне нужна. Она - такая же, как я. Она - мой реверс".
К вящему удивлению приготовившейся к дискуссии Реннарт, неизвестный старец продолжил хранить молчание. Как покойник. Да он, верно, и был покойником - а она вела с ним дипломатическую беседу, вот ведь... незадача. Но удивительнее молчания старика стал некий гул, некий шепот, мало-помалу заполнивший залу. В нем даже можно было различить отдельные слова - или так казалось воспаленному воображению контрразведчицы?
Резким жестом Пламенная взлохматила и без того растрепавшуюся и немного пожженую прическу, настороженно оглянувшись вокруг, нервно провела пальцами по метке Бога. Никого не было рядом -только все те же спутники, и не боле. А голоса не смолкали. Такие разные, такие странные, высокие и низкие, мужские и женские, с акцентом или без. Чужие голоса, чуждые. Нервно прикусив губу, благославленная Каррумом продолжала опасливо озираться в поисках невидимой толпы, пока не бросила взгляд на потолок.
Маски. Это они говорили с залетевшими на огонек мотыльками. Это они удивлялись и вопрошали, это они сипели говорили, это они ответили Константине. Древние фрески, словно ожившие по воле какого-то абсолютно безумного художника. Выходцы из Нижнего мира, по недоразумению вселившиеся в рисунки и заставившие их глумиться над вошедшими. Бред ненормального разума, не выдержавшего свалившихся на его долю испытаний.
От неумолчного гомона начала раскалываться голова, ноги, будто зажив отдельной от всего тела жизнью, порывались сбежать из этой обители скорбных разумом. Внутри словно бы свился тугой комок из желчи и горечи - настолько противно было слушать речь того, что по всем канонам должно было молчать.
Вот только было в словах масок что-то, что никак не отпускало, не давало заткнуть уши и сбежать прочь. Сыплющиеся один за одним вопросы попадали в цель, невольно заставляч задуматься. И правда: "Кто вы? Кто вы такие? Вы неправильные! Странные!" В душе Константины крепла иррациональная уверенность, что лики эти - те, кто не смог, кто не дошел: вроде того отмороженного гиганта или юноши в странной шляпе, или рыжеволосого паренька, сумевшего сохранить в душе чистоту и невинность ребенка.
До одури хотелось вступить с фресками в спор, доказать им хоть что-то, обьяснить, защититься от неумолчного потока сознания, обелить себя. Но Реннарт понимала, что это будет глупостью. Большей глупостью, чем что-либо ранее. Сдержаться было неимоверно тяжко, и Огненная все-таки выдавила, скривившись:
- Кто мы, кто мы... Мы - Избранные, а вы - отбракованные!
И словно бы в ответ тяжкими камнями на весы правосудия упали три фразы: "Проклятые. Отмеченные лживыми богами. Обреченные". Жрица пошатнулась, словно от удара, инстинктивно вскинула руки к лицу, защищаясь. Отступила назад, к Айлин - живой, теплой, ставшей внезапно такой родной и нужной.
Самое паршивое было то, что слова масок словно бы играли на потаенных струнах души, выворачивая на поверхность самые тайные, самые мерзкие страхи: "Кто я? Что есть во мне? Что есть у меня? Чем я лучше? Почему я права, а они нет?"
У нас есть город, в котором живем
У нас есть путь, прокаленный дождем
У нас есть вечность, но держит лишь страх
И нету правды в руках...
"Проклятая... А если Каррум и вправду благословил меня для того, чтобы я стала проклятьем ныне живущим, бичом гнева Его? Так ли это хорошо? И останусь ли я после всего этого сама собой?"
Оказавшись рядом с Айлин, Константина ухватилась за ее руку, словно утопающий за соломинку, чувствуя тепло человеческого тела, ощущая обостренными чувствами дыхание дворянки, осознавая разумом близость той, что состоит из плоти и крови. Темноволосая аристократка, как и ее рыцарь, были в этом карнавале безумия единственным стабильным элементом - и Реннарт спасалась тем, что она не одна, заодно и даря Айлин свое тепло и поддержку. Ведь вдвоем выбраться легче, не так ли?
У нас есть толпы стальных фонарей
У нас есть люди, что любят людей
У нас есть сказка, что шьем впопыхах
Но нету правды в сердцах
"Отмеченные лживыми богами... А вдруг вправду - не врут маски, вдруг я принимаю желаемое за действительное? Вдруг я держусь за привычные с детства мысли, закрываясь от истины шорами? Ведь не могли Верховные жрецы именем Каррума в том числе приговорить меня, отмеченную Им, к смерти?"
От речей внезапно ожившего потолка схваили спазмы горло, заставляя терять надежду, заставляя разувериться в себе и в своей правде, казавшейся всегда такой стабильной, такой неизменной.
У нас есть дурь, по колено в крови
У нас есть радужные тайны земли
И есть безумье и горечь в глазах
Но правды нету в слезах
"Обреченная... Зачем сопротивляться, если отсюда все равно не выбраться. А если и увидеть свет солнца, то не обьявят ли на меня охоту, как на бешенного волка? Зачем барахтаться, пытаться спастись, если итог один - смерть?"
Руки Айлин было слишком мало для того, чтоб стать плотиной перед рекой безумия, а Арис был слишком далеко. И Константина сделала единственное правильное для нее в подобной ситуации - покрепче обняла черноволосую спутницу, прижаашись к ней: словно пыталась слиться воедино, чтобы вместе противостоять ранящим как бритва словам.
У нас есть долгая, долгая ночь
У нас есть та, у которой не прочь
У нас есть ветер в седых волосах
Но правды нету во снах
"Я не должна поддаваться на слова масок, не должна быть слабой. Я - Пламя, я - костер в ночи и зарево пожарищ. Я - свеча у колыбели и огненная купель казни. Я - любовь и гибель. Я - жрица Его! Я не сдамся! Но Каррум Очищающий, как тяжко сбросить путы наваждения!"
Первым очнулся Арис. Мужчина, воин, он был продолжением своего клинка, он был разящим мечом. В его мире было все просто - если опасность материальна - ее можно убить. Карающим правосудием меч рыцаря вознесся над безмолмтвующим старцем, а Константина широко раскрытыми глазами наблюдала за этим, пытаясь найти в действиях мужчины новые силы.
У нас есть искренний смех за спиной
У нас есть все, и всегда под рукой
Мы даже видим себя в зеркалах
Но правды нету...(с)
Одному Карруму ведомо, что смогло дать новые силы Константине: тепло ли Айлин, решительность ли Ариса, свой ли внутренний стержень; но жрица Очищающего сумела сбросить пелену слов масок и вскинуть голову к потолку. Голос ее, привыкший на проповедях заглушать шепот толпы, и на сей раз перекрыл гомон фресок:
- Вы не в силах помешать нам, Маски, не в силах остановить нас, ибо души наши есть вместилище тех из Девяти, по чьим заветам мы жили! И не сможет подлая клевета и глупая хула помешать пути нашему к познанию Бога. Мы - есть, а вы - лишь тень чьих-то слов, лишь гротеск, повинующийся злобной, но ограниченной воле! Не затушить вам Пламя в сердце моем, не разогнать вам Тьму во взоре ее, не преломить вам Сталь в руце его!
Мы есть Правда и Истина, ибо нам даровано божественное благословение! Прах к праху, тлен к тлену, а наш путь лежит дале, за пределы этих катакомб - ибо мы несем Слово!
Отриньте сомнения, заблудшие, разомкните очи и внемлите словам моим! Истинно говорю я - грядет пора Очищения! Огнем, Тьмой и Сталью вернем мы под Солнце истину и изгоним сомневающихся и слабых в пустыню безбрежную! Вернем мы в мир любовь и доброту! И да пожрут звери рыкающие тех, кто усомнится в словах моих, ибо устами моими говорит сам Каррум!
Умолкните ядовитыми устами своими, откройте разум правде и не чините преград на пути нашем - и тогда, возможно, Он будет милосерден.
Запомните, неверующие и сомневающиеся - время наступает!