Тень
В мире всегда найдутся глаза, что увидят тебя. Куда бы ты не спрятался. Где бы не укрылся. Будет взгляд, что распорет острым лезвием покров твоей тьмы. Раскурочит, вывернет наизнанку тени, в которые ты привык так уютно кутаться. Проскользнет в душу, схватится за сердце. Вникнет в суть, которой не существует. В правду, которой никогда не было.
В мире всегда найдутся уши, что услышат тебя. Твой крик. Твою боль. Твои слезы или смех. Но хуже всего – твое молчание. Повисшую в омертвевшем воздухе тишину, распятую сгинувшим давным-давно ветром. Они накроют тебя ей. Проглотят, заворачивая в спираль. Оставляя там, где больше не будет вопросов. Где не нужны ответы.
В мире всегда найдется язык, что будет говорить с тобой. Облизывать шершавыми перепонками, пачкая слюной отвратительной истины. Знаешь, что такое истина? Истина – бездонное небо над головой. Где-то там, выше каменных сводов. Истина в том, что оно есть, было и будет. До тебя, до рождения цивилизаций. После тебя, после падения их. Истина в том, что оно безразлично. Выберешься ты или останешься здесь. Падешь, или пойдешь. Станешь кем-то великим, может. Занесешь себя сам дрожащей рукой пьяных бардов в вехи истории. Чтобы пели песни о Героях. Чтобы дрожали и трепетали сердца тех, кто не знает каково это – умирать. Снова и снова.
Мир видит тебя. Слышит тебя. Говорит с тобой.
И ему – безразлично.
Он не двинулся с места. Не пошевелился. Не повернул головы. Она так и осталась висеть в напившемся светом тысяч свечей воздухе. Глядеть своей антрацитово-смолянистой пустотой. Куда-то вперед. Куда-то сквозь. Настолько глубоко и далеко, что казалось – нет его. Муляж. Кукла. Кто-то давно умерший. Кто-то, севший многие века назад за этот стол и так и не нашедший в себе сил встать.
Он никак не отреагировал на вычурные речи Константины, что прозвенели весенней оттепелью в давно оглохшем зале. Он не дернулся на крик Ариса, потревоживший дрогнувшие длинные огоньки. Не повернул головы на молчание Айлин.
И разум охватило чувство нелепости. Несуразности. Будто они случайными гостями забрели на чужое театральное представление, забыв одеть маски и парадные костюмы. Словно они попали туда, где слов не бывает.
- Глядите, глядите.
- Какие живые.
- Какие странные-странные.
- Слишком живые.
- Таких здесь давно не было.
- Глядите-глядите!
- Они дышат.
- Они говорят. Говорят!
- Смотрите, какие странные.
- Это люди?
- Да. Это точно люди.
- Но почему такие неправильные?
- С ними что-то не так.
- Определенно.
- Кто они?
- Кто они?
- Кто они?
- Кто вы?
Десятки голосов сплетались какофонией. Гул нарастал, впиваясь в уши. Они порвали замершую тишину в лоскутья. Они растащили ее, размазали по выбеленному светом пространству. Женские. Мужские. Девичьи. Юношеские. Старческие. Детские. Хриплые и звонкие. Сиплые и низкие. С разными акцентами. С разным произношением. Их становилось все больше. Больше. Они начинали давить прямо на голову.
А старик молчал. Рот его оставался сомкнут, сплетен сеткой морщин.
- Кто вы такие?
- Вы неправильные!
- Странные!
- Вы не люди!
- Зачем вы пришли?
- Вы пришли к Нему?
- Нет. Они не к Нему.
- О Нем не знают.
- О Нем забыли.
- Но тогда почему они тут стоят? Почему?
- Они потерялись.
- Нет-нет. Они заблудились.
- Нет.. они...
- Они прокляты.
- Они отмечены лживыми богами.
- Они обречены.
Понимание пришло чуть позже. Когда гул голосов начал буквально вжимать в пол. Стоило лишь поднять голову, чтобы увидеть – лица, выложенные искусно мозаикой, живые. Они смотрят. Они слышат. И они говорят.
- Эй, вы там.
- Да, вы.
Они кривляются. Корчатся. Улыбаются и плачут. Их мимика такая настоящая.
- Эй, вы знаете, что вы прокляты?
- Вы знаете, что вы заблудились?
- Вы знаете, кто вы?
- Вы знаете, что вы обречены?
- Эй...
- Эй, внизу..
- Мы вас видим.
- Мы вас нашли.
Гидра
За Уку поспевать было не просто. Проворство и скорость нового знакомого могли только поражать. Окрыленный подарком в виде яблока (которое он так и не укусил ни разу, оберегая, будто божественный дар), уродец бежал впереди, ныряя то в один, то в другой тоннель. Разветвлений становилось все больше и логики в выбранном Уку направлении найти не удавалось. Он уходил то вверх, то вниз. То во мрак, то снова к свету. Петлял, кружил и порой казалось, что они возвращаются к тем же самым местам, что были мгновение назад. Но скорости провожатый не сбавлял, а двигался так уверенно, что оставалось убеждаться в мысли – он либо точно знает, куда идет, либо безумен.
А может и то, и другое разом.
Порой им виделись тени. Многочисленные, низенькие, кривые тени. Они мелькали вдоль самых стен, проскальзывая за каменными наростами. И в движениях их было что-то слишком дерганное. Злое. Потустороннее. От этих вибраций волосы становились дыбом. Кожа покрывалась острыми, как иголочки, мурашками. Замедлялся сам собой шаг, а в горле сворачивался скользкий, гадкий комок. Мир плыл и тек, теряясь в глубине подземных гротов. Давно был забыт запах ветра. Свет солнца. Вкус воды. Руки и ноги стянуло усталостью. Выцвели краски. Ушли яркие тона. Ничего не осталось кроме мрака тоннелей. Кроме вечного, как сама твердь, лабиринта.
Но каждый раз неизменно выныривала светлым пятном уродливая голова, скалясь клыкастым подобием улыбки.
- Человеки идут! Идут за Уку! Уку ведет! Уку хороший. Уку выведет. Человеки.. двигайте лапами!
И снова вперед. Уговорить стонущее тело на еще один шаг. И еще один. Обмануть, солгать, что он самый последний. А тело доверчиво двигается, проталкиваясь неуклюже сквозь мрак.
- Сюда.. сю..
Уку резко встал, вытянувшись горбатой струной. Его глаза-блюдца распахнулись. Шумно вошел в легкие воздух. Внешне ничего не изменилось. Это был очередной коридор в паутине таких же. Глаза давно привыкли к мраку и к проплывающим вдоль стен теням.
Ничего не изменилось.
Только запах.
Он появился едва ощутимой ноткой. Что-то гнилостно-отвратительное. Что-то очень кислое.
- Нет-нет-нет, - сиплым шепотом затараторил проводник, - Уку не боится... нет.. Уку не... Бежим! БЕЖИМ!!
Взвизгнув, он со всех ног понесся вперед.