Айлин медленно отворила деревянную створку - и две девушки рука об руку смело шагнули в открывшуюся за ней стену светлого, поразительно яркого сияния, чьи сияющие стрелы тут же проникли сквозь приоткрытую щель - а когда дверь распахнулась полностью, поглотили вошедших, словно растворив их в своем блеске. Не пройдя и пары шагов в этом сиянии, Константина замерла - после полумрака коридоров неостановимый танец тысяч свечей поражал все органы чувств, очаровывая, отбрасывая, туманя разум. Зажмурившись, полуослепшая Реннарт свободной рукой прикрыла глаза - они не могли перенести столь яркого свечения. Не смотря на предпринятые меры, за закрытыми веками все равно мелькали, словно солнечные зайчики, разноцветные искры, то вспыхивающие рождающимся солнцем, то затухающие, как утренняя звезда; голова бывшей жрицы несколько кружилась от резкого перехода от тени к свету. Пошатнувшись и чуть быоо не упав, Константина чуть пошире расставила ноги, занимая более устойчивую позицию, и замерла, давая глазам возможность привыкнуть к яркому сиянию.
Лишь сейчас женщина почувствовала, как крепко она, шокированная ярким пламенем свечей, вцепилась в руку аристократки. Раздраженно поморщившись - не хватало только показать свою слабость!, Реннарт аккуратно расслабила крепко сжавшую узкие пальчики руку. Мало-помалу привыкнув к бьющемуся даже сквозь закрытые веки и ладонь свету, Константина для начала неторопливо убрала ладонь от лица, а затем осторожно раскрыла глаза.
Увиденная картина завораживала: множество свеч, расставленых тут и там, украшало залу переливчитым сиянием со всех сторон, да так, что все пространство буквально-таки казалось исполненным благого ореола. Щурась от яркого пламени, Огненная, довольная открывшимся зрелищем, как кошка, дорвавшаяся до вожделенной сметаны, с улыбкой рассматривала все это великолепие - разве что не мурлыча от радости. Оказаться в окружении стольких источников огня - что может быть приятней?
Не сразу за блеском свечей чиновница углядела рисунки на потолке, а как заметила - инстинктивно вздрогнула: казавшиеся живыми лица были словно бы вплавлены в потолок, а мерцание огненных переливов окрест заставляло их казаться живыми, моргающими, улыбающимися и хмурящимися, еле заметно меняющими выражение лица. Помотщившись и покачев головой, Реннарт отвела взгляд от них: не нравились ей эти рисунки - инстинктивно, необъяснимо, но совершенно определенно - не нравились. Контрразведчице подумалось: "А не могли ли эти лица принадлежать нашим предшественникам?", - но она тут же отогнала эту мысль, слишком страшную и противоестественную, чтобы быть правдой.
Только отведя взгляд от изображений, она заметила, что все ранее вошедшие в деревянную дверь еще здесь: вот крестьянин стоит перед словно бы расплавленным столом, вот солдат Арис застыл каменной статуей, погруженный куда-то вглубь своей души. Как раз в этот момент неуклюжий селюк развернулся - и Константина не сумела удержать испуганного выдоха. Лицо мужчины казалось абсолютно пустым, абсолютно безэмоциональным, абсолютно... мертвым. Непроизвольно женщина придвинулась к своей спутнице, став с ней плечом к плечу, и бросив несколько нервный взгляд на Айлин.
Открывшийся взорам женщин глубокий старец казался настолько древним, что слабо представлялось, что кто-то способен прожить столь много лет. Каждый прожитый сидящим за столом дряхлым мужчиной год оставил на нем свои отметины - и хозяин комнаты стал казаться ожившим воплощением древности и смерти, мудрости и беспощадной справедливости. Вновь здоровое опасение шевельнулось в груди Константины, но было отогнано гордыней и самоуверенностью бывшей жрицы: ведь она теперь - отмеченная лично Каррумом, ведь теперь она - Воплощение Пламени, и негоже ей опасаться кого бы то ни было. Огонь не боится, Огонь не плачет - он пылает, и тем живет. А значит, не должно в душе ее быть места слабостям - раз она оказалась достойна благосклонности своего Бога.
Впрочем, гонор не позволял ей закрыть глаза на необходимость быть вежливой с хозяином этого места: как-никак, именно они, не спросясь, вторглись в его обитель. И Константина, отпустив руку Айлин, сделала шаг вперед, поглонившись слепому старику в легком поклоне. Приветствие вышло несколько суховатым - женщина неглубоко склонилась, даже не согнув спины. Но, по мнению чиновницы, слепцу этого должно было быть достаточно: незрячие реагируют на звуки, а шелест одежды должен был дать ему представить, что сделала одна из нарушителей его одиночества.
Нарушив затянувшееся молчание, Реннарт, стараясь не смотреть в глаза собеседника, проговорила хорошо поставленным высоким голосом, выдававшим, что контрразведчица потратила немало времени на услуги риторов:
- Приветствуем Вас, достойнейший старец, чьи седины - признак глубокой мудрости. Приносим свои извинения за то, что случайно нарушили Ваш покой. Заходя в эту комнату, мы и не чаяли встретить тут кого-либо, и посему непозволительно невежливо проникли в вашу обитель. Позвольте представиться: мы - Пламя, Тень и Сталь. И мы искренне опечалены теми неудобствами, что причинили Вам. Ежели на то будет Ваше позволение, мы немедля покинем сию залу. Ежели вы позволите припасть к неиссякаемому источнику вашей мудрости - мы почтем за честь остаться.