Скажи, давно ли ты заглядывал под кровать? Давно ли уснул в тебе тот малыш с огромными яркими глазами? Как звали его? У него были мечты? Чего он хотел? Стать кем-то великим? Или постичь истину этого огромного странного мира, где душа и плоть связаны тонкой границей безумия? А может быть он грезил о власти и славе? Чтобы был трон, достойный лучшего короля. И мантия алым бархатом спускающаяся со ступеней, как стекающая кровь. Чтобы головы, склоненные в почтительном поклоне, так низко – до самой земли. Чтобы смелость и доблесть. Обожание и страх.
Расскажи.
Где же он, этот малыш?
Ты помнишь о его снах? Помнишь, как умел он видеть то, что недоступно было людям взрослым и глупым? Он знал о ТОМ, что живет под кроватью. Он знал о ТОМ, что приходит в ночи, отрывая кусок за куском полотна теплого света, вшивая ледяной уголь липких теней. Раскурочивая сердце до дна, заставляя биться и захлебываться кровью в истерике. Он знал. Помнишь?
Он был умнее тебя. Он был, несомненно, лучше. Искренний, чистый, светлый малыш. С огромными яркими глазами. С улыбкой лучезарной и честным словом. С верой в мир и себя.
Он знал.
Расскажи же, куда ты спрятал его? Где он прячется? Где?
Мой любимый малыш.
Слишком глубоко зарыл ты его в почву своего лицемерия и лжи. Утопил в болоте неудовлетворенности, страхов. Испорченной веры, изъеденной слепнями надежды. Ты повесил его на самый острый крюк за шкирку. В самом дальнем углу своей черной-черной души. И мрак, что растекался под кроватью, жил за грубыми досками платяного шкафа, ютился в сундуке соломенных кукол – проник в тебя.
Он выел нутро твоего малыша. Он вырвал глаза и забил в уши черные пробки. Он вгрызся в глотку, раздирая тонкие ткани, впиваясь алчной пиявкой. Паразит, каким ты теперь стал. Взрослый и смелый. Красивый и статный.
Никто.
Ты никто без него.
Ты забыл. Ты не помнишь.
О ТОМ, что приходит в ночи.
Обо мне.
Тень
Тьма наседала гиблым пологом и давила на нервы. Отщипывала по куску от сознания и разума. Уничтожала логику. Пробуждала звериный инстинктивный ужас, что проник корнями в самые древние седые эпохи, где не было королей, не было богов. Где в мире властвовали лишь ночь и день, неизменно сменяя друг друга.
Земля под этим низким каменистым потолком никогда не знала о солнце. Никогда не видела света яркого и чистого. Не дышала полной грудью. Она спала и хранила в своем нутре одну тайну. О том, что жило в ее глубинах, проникая пристальным острым взглядом выцветших и давно ослепших глаз прямо сквозь непроглядную черноту. Наблюдая вместе с сотнями теней, плывущими по краю сознания. Плод воображения? Реальность? Все враз стало слишком зыбким и чужим. А то, на что приходилось полагаться ранее – не нужным.
Наталкивались друг на друга мертвецы. Скрипели их кости. Натягивались обветшавшие сухожилия и связки. Лопались остатки кожи, с отвратительным сухим шорохом опадая на черные выемки черных камней в этом черном коридоре. Гниющие миазмы смерти. Аромат разложения и просевших кишок. Высохшие бубенчики органов, болтающиеся в реберной желтоватой клетке из костей. Все это так ярко рисовало воспалившееся, заразившееся отчаянием воображение. Показывало, как картины одного из лучших эльфийских художников. И в каждом шорохе, в каждом стуке и бряцанье ржавых доспех – слышалась поступить смерти своей. Вот-вот наткнешься на нее. Вот-вот врежешься и обхватят тебя кривые костлявые пальцы, сведенные предсмертной судорогой. И агонизирующее провалившееся горло сможет выдавить лишь невнятное мычание тогда, когда желто-серая крошка рассыпающихся зубов будет рвать мясо, выпивая кровь. Отбирая у живых то, чего они лишились давным-давно.
Страх. И смерть. Так близко.
Сталь (Буга)
Скрип стиснутых зубов. Ярость, что поднимается волной жгучей, распарывая плоть мышц. Отнимая боль. Теперь она – далеко. В другой жизни, где нога раздроблена и сожжена. Где тело превратилось в мешок с кровью и костями.
Сейчас все не так.
По венам течет сталь, втекая в сердце. Заполняя его непробиваемым щитом. Заставляя биться все сильнее. Сильнее. Громче. В ушах стучит. На горло давит. А руки сжимают воздух, заставляя его корчиться в судорогах. Руки, где сконцентрировалась мощь всего этого гнилого мира.
Он здесь. Ты слышишь. Как ровно раздуваются мехи его легких. Как мерно стучит сердце. Все ближе подступают шаги. Он заносит клинок и со свистом опускает, не зная, что это последнее деяние его верной жизни.
Ибо с тобой – Бог.
И он – зол.
Следы (Виглик, Антиас)
Удар. Падение. Подъем. Каменистые шершавые стены. Злобный рык, догоняющий сзади. Бег.
Позади остался здоровяк, забирая на себя внимание оставшегося гвардейца. Впереди распластался бездонный антрацит тьмы, поглощающий любой проблеск света, приглушающий звуки.
По ним лишь можно было судить о том, что кто-то бредет рядом. Его дыхание. Удары сердца. Кто-то живой.
А потом к звукам присоединились и другие. Лязг старых ржавых доспех. Лопающийся скрежет. Безвольное мычание. Во мраке ничего не разглядеть, но сердце испуганно подпрыгивает к самому горлу. Там, впереди – кто-то есть. И не один. Бряцает, лязгает и мычит. Волочит сухие конечности по земле, выискивая что-то. Или кого-то.