В тот день под своды храма веры людской пришло безумие.
Я был там. Я видел.
Оно пролилось кровавым дождем. Омыло голодные скользкие плиты. Рухнуло бездыханно, смятое поступью тех, кто его нес. Впиталось в трещины мрамора, кормя и питая корни надежды, что несет в себе алтарь Богов. Оно воскресло, ибо безумие невозможно убить. Ибо оно есть основа существования человека.
Я был там. Я видел.
Боль, распластавшуюся алым покрывалом. Маревом дымки затуманенного разума. Фанатичный блеск в глазах, вытесняющий страх и рассудок. Они больше не были людьми. Они были паствой. Они были отарой. Они были кулаком. Тем, что можно замарать, не пачкая собственные одежды. Тем, что можно сорвать с цепей, растворяя в пустоте личности. Личности не нужны великому королевству. Все личности свои законные места позанимали. Остались они. Безмозглая, тупая масса, какую так легко направлять вперед.
Я был там.
Я слышал слова той песни. Не забуду ее никогда. Она прикоснулась к самой душе, входя под кожу. Она омыла спасительным бризом. Принесла покой туда, где есть место лишь разрушениям. Она что-то всколыхнула. О чем-то напомнила.
Имя...
Рыжие волосы. Худощавый паренек. Хрупкий и тонкий. Беги - хотелось крикнуть ему. Беги, ибо сметут тебя. Разве не видишь ты, как безумие заволокло их глаза? Разве не видишь пустоту их сердец? Он не видел. Он видел другое.
Тепло материнской руки. Смех ребенка, любимого родителем. Протянутую ладонь, украшенную трещинками морщин и мозолей. Тяжелая жизнь. Трудная. А они все равно улыбаются. А они все равно верят. И идут, идут ровной ратью, стекаясь под клубящиеся облака Храма. Чтобы найти надежду. Чтобы поймать мечту. Он видел добро. И свет. Об этом была его песня. Наивная, чистая душа.
Я был там.
Когда вода и огонь стали едины. Когда вода и воздух сплелись. Дыбом встала земля. Дрогнули стены от ударов исполинского молота. Отступило безумие вместе с людской волной.
Я стоял и смотрел.
Ибо не имел права вмешиваться. Как и восемь фигур рядом со мной. Восемь алых ряс. Восемь пестрых масок. Восемь безымянных вершителей.
Я был там. Одним из них.
На пьедестале, облизанном кровью нашей послушной рати. И капельки ее слились с красным бархатом моих одежд. Это ничего. Это не страшно. Одежду можно поменять.
Имя...
Я думал о простом вопросе. Он поглотил меня всецело. Он пульсировал вместе с ударами молота о дрожащий пол. Он переливался в брызгах воды и сгорал на углях сошедшего с ума пламени. Его несла в себе мелодия ветра, исходящая от рыжего юноши.
Каким было мое имя?
Я пожертвовал им так давно. Я забыл. Я перестал существовать. Ради того, чтобы нести порядок и свет. Чтобы помочь великой расе людской воцариться. Я отдал его на плаху, выкорчевав вместе с тем, кем был. Кем был на самом деле. А был я человеком. Простым. Одним из тех, что шли сейчас бездумной толпой, выполняя Наше слово. Наш завет.
Я был там.
Я думал о том, какое право мы имеем судить?