Мир раскололся. Лопнул. На одной стороне его осталась жизнь. Та, что была раньше. Сложная, а может быть простая. Легкая или же наполненная тяготами каждодневной борьбы. Пропитанная соком терзаний, волнений, переживаний. Все, что имело смысл. Тянуло цепочку правд и решений. Что значимым было, а может и нет.
Там был ты. Видишь?
За границей хрусталя, каким глупые люди называют глаза. Там был ты. Твои великие дела. Твои мысли и чувства. Воспоминания.
Зазмеилась трещина на полу, ускользая под ноги хлынувшей голодной массы. Треснул мрамор.
Здесь, за этой чертой - возврата нет больше. Тот мальчик или девочка остались позади. Ты входил под своды великого храма, неся бережно свои надежды. Грея у сердца веру или же неверие. Это уже не важно все.
Ты изменился.
И осталась кривая усмешка, отведенная уголками губ вверх. Боль непонимания в глазах. Жар, поднимающийся вдоль тела. Режущий, рвущий. Остался гнев и страх. Слово жалящее, вошедшее в душу, молвленное девятью мудрейшими. Или девятью глупцами?
Общее.
Толпа тянула руки. А в глазах их - безумие переходило барьеры нерушимых постулатов. Догмы, что отравила каждый день существования. Велик закон Девяти. Нерушимо их слово. И шевелящаяся розоватая масса пойдет вперед, чтобы сломить, стоптать, проглотить и не подавиться. Она выплюнет кости былого, глодая скупую подачку тех, кто Вершит. Кто право имеет. Чей голос едино велик и бескомпромиссен.
Не говори с ними.
Не слушай их.
Не смотри в прорези мертвых масок, ибо в глазах ты увидишь свой приговор.
Толпа тянула руки. Толпа неслась вперед. И каша из кривых лиц превратилась в воздух. А воздух стал рыком утробным. И почернели облака у самых сводов. Мелькнули молнии, раскурочивая пространство, пропитанное болезнью разума.
Не ищи здесь смысла. Не надейся на логику и доводы рассудка.
В храме, что стал домом правящей руки - лишь вера есть. Покоится, царапая плитку пола. Оставляя борозды на ровной поверхности стен. Голодная, голодная вера.
Алые рясы. Алая кровь. Алая кайма на гобеленах.
Цвет расы людской, символ их торжества. Венец их сущности.
Багрянцем омыты земли Нольна. Багрянец вгрызся в Западный Падец. Растекся, привкусом крови на сухих губах. Отравил берега мира, хранимого Девятью.
Алые рясы. Алые глаза толпы.
Безумие обрело свой оттенок.
Буга.
Мошка. Маленькая черная хитиновая мошка, крылышками бессмысленно дергающая. Трепыхающаяся чего-то и куда-то.
Так ты себя ощущал.
Ибо что есть твой молот против того, кто бесконечные годы питался злобой всего этого мира? Собирал по крупицам ненависть. На завтрак вкушал ярость. За прорезями алой маски осыпались вспаханной землей глаза. Жажда убивать породила ответ.
Жрец Отума зарычал диким вепрем. Руку вскинул могучую, обтянутую жалкой тряпкой красной рясы, которая не могла скрыть кочки мышц. И отлетел молот обратно, врезавшись в грудь до хруста костей. Откинув от пьедестала под ноги алчущей толпы.
Он сделал шаг вперед, но плеча коснулась рука того, кто нес слово Каль. Качнулась голова в предупреждающем жесте. Нет. Им нельзя вмешиваться.
Состояние: сломано несколько ребер. Дышать трудно. Боль тягучая по телу ползет, в груди сворачивается. Но злоба поднявшаяся душит сильнее. Пульсирует в висках вздувшимися синими жилками. Вставай. Круши. Докажи.
Реннарт.
Сначала было пламя. Оно пришло в этот мир. Породило его. Обожгло, вытачивая форму. Двигая пласты земли, скаля острые клыки скал. Поднимая, роняя, выжигая. Оно творило, принося очищение.
А сейчас оно зверело, разрывая почерневшую душу. Вороша угли той хилой надежды, что когда-то была. Когда-то вела. Сюда, под своды великого храма. В ловушку, как оказалось.
Глупо. Бессмысленно. Обидно.
И... яростно.
Гнев растекается по венам. Гнев высушивает слезы в глазах. Гнев становится пламенем, а пламя становится злостью. Ожившей волей Каррума. Ведь он ведет. Его черные крылья тенью упали за спиной.
Змеится трещина по мраморным плитам. Еще одна. От рук расходится вязь паутины. Так трудно. Так тяжело. И на лбу драгоценные алмазы пота блестят, превращаясь в солоноватый поток. Слиплись волосы. От жара дымятся пальцы. Веером брызг растекается огонь, входя в толпу. Жаля, кусая. У неизвестной женщины воспламенились светлые локоны. Закричала. В отчаянии кинулась бежать, раздувая ветерком пожарище на голове. Лопается кожа, открывая чернеющие кости. Высыхают глаза. Сумасшедший вопль. Невыносимая боль. О, ты знаешь, как это больно - сгорать живьем.
Но это все неважно. Важно то, что трещины на полу слишком маленькие. А толпа все ближе.
Состояние: Жарит, горит, печет. Огненный зверь рычит, вырываясь наружу вместе с язычками неконтролируемого пламени. Двоих ты сожгла. Они еще живы, но уже мертвецы. Еще трое отвлеклись перекинутым на одежду огнем - пытаются сбить.
Хеллгейт.
- Они спятили! Спятили!
Он кричит и мельтешит под ногами. Путается, сбивает мысли. Странный человек, что выглядит обычным крестьянином и от того резко выделяется из пестрой группки девяти у пьедестала. Так вышло, что он оказался рядом.
Сонмы голосов превратились в гул. Жужжание роя. И очень легко отказаться видеть в них людей. Очень просто забыть, что за каждой лицевой маской сокрыта жизнь. С мелочными волнениями и тревогами. С запахом печек больших. С топором на дворе и связкой дров. С кузнечными мехами, а может шерстью остриженных овец. Легко было забыть, что эта жизнь ничуть не хуже твоей. Она тоже имеет право на существование. Она тоже горит каждый день, шагая вперед и слепо веря во что-то. В богов, в короля, в великих мира сего. Кто-то выбирает веру в себя, а кому-то необходимо верить в мироздание. Так всегда было.
Айлин очутилась в опасной близости к толпе. Ее чуть не смяли, но ты оказался проворнее. Скользит меч. Свистит, вспарывая ставший вдруг красным воздух. Раз. Два. Три. Это так просто. Податливая плоть рвется, расходясь аккуратными разрезами. По шее. По рукам. В живот. Это так легко. Они ведь не воины. У них нет доспеха. И в глазах - пустота слепой веры.
Падает женщина, пытаясь зажать фонтанирующую струю крови из шеи. Бесполезно.
Рухнул на колени какой-то мужик, собирая выпадающие синевато-пурпурные внутренности из идеально-ровного разреза внизу живота. Бессмысленно.
Еще один. И еще. Их руки не дотянулись до той, кого поклялся защищать. И не дотянутся уже никогда.
А на затылке взгляд пристальный. Острый. Внимательный. В нем нет укора. Нет презрения или поддержки. Обернешься, а там - никого. Только крестьянин нелепый топчется и руками махает, вырываясь из объятий толпы. Кричит что-то. К тебе прыгает, пытаясь попасть под защиту меча.
Состояние: Трое не встанут никогда. Женщина, мужчина и какой-то старик. Двое ранены и корчатся на полу. Но это так мало. Крохи по сравнению с тем океаном, что прибоем человеческой массы накатывает вперед. И теперь уже к Айлин протягивает руки молодая симпатичная девушка с карими глазами. А к тебе бросается светловолосый мальчишка лет десяти.
Лавелл.
Легкий ветерок прошелестел по ногам. Качнул одежды разные и пестрые. Запутался в разноцветных волосах людей. Ты видел их лица. Видел их глаза. И страх. Где-то очень глубоко за границей пустых зеркал, объятых безумием. Страх человеческий, живой, настоящий. Они двигались вперед, но разве имели выбор? Разве могли они противостоять воле девяти жрецов? Разве слово их могло быть нарушено?
Нет.
И люди шли. Под свистящий меч, под огненные брызги, под водяные бичи. Сгорая, падая, вопя от боли. Их крик входил в самую душу и рвал ее на ошметки. Простые люди. Такие же, каких ты встречал на дорогах этого мира. Такие же, как те, что привечали тебя хлебом и водой. Дарили кров и тепло. Просили о помощи и предлагали свою взамен. Они не идеальны, нет. На свете нет идеалов. Но разве не в этом его красота?
Возможно, среди них есть предатели, лжецы и воры. Может, убийцы есть. Но разве заслуживают они смерти такой? В огне или под ударами меча. В струях режущей воды. В безумии, что охватило их, поглощая разум.
А ты? Заслуживаешь смерти?
Легкий ветерок превращается в поток. Воздух крепнет и сжимается, становясь осязаемым, твердым. Он загустевает и резко бросается вперед, отталкивая толпу назад. Отодвигая всю эту пластилиновую массу, лишенную собственной воли, объятую пламенем сумасшествия.
Состояние: Послушный воздух оттолкнул большинство к дверям. Кого-то сбил с ног, кого-то просто мягко отодвинул. Выиграл драгоценное время, освобождая пространство. Но долго ветер не удержит их.
Старый.
Несправедливость всегда была бичом этого мира. Ее можно было увидеть в каждом тесном закоулке. В трущобах городов. Меж домиками селян. И в пышных залах дворцов. Она лилась вместе с вином в чаши знати и королей. Она топталась пылью дорог под замотанными обмотками ногами. Под колесами скрипящих телег. На ней зиждилась вера и законы людские. Она вопрошала и вершила суд. Она говорила устами тех, кто прятал за масками лица. И слова ее ядом входили под кожу. Текли с кровью в самое сердце, отравляя, заставляя задохнуться от непонимания. От тщетной попытки остановить хаос и найти порядок там, где о нем позабыли.
- Вы не виноваты, - согласился сухой и спокойный голос жреца Каль, стоящего на пьедестале и безлико глядящего на разворачивающуюся перед ним драму. Он говорил тихо, но отчего-то слышно его было хорошо.
Выступили капельки влаги вокруг. Подернулся воздух, словно вспотел. Пошел рябью, превращаясь в твердый полупрозрачный щит. Оттолкнул нескольких, что уже тянули руки свои в попытке схватить и затоптать.
- Никто не виноват.
Потянулся дальше послушно, расширяя свои границы и укрывая тонкого рыжего паренька, из протянутой руки которого пронесся поток ветра, отпихивая массу людей. Вода и ветер сплелись воедино, становясь монолитной стеной, огораживая пространство. И в груди родилась уверенность, что вместе с этим пареньком вы сможете оттеснить толпу еще дальше. Только бы хватило сил.
- Посмотри сам, - продолжал безликий жрец. - Посмотри, как вы опасны. Что творите.
Он говорил о тех людях, что падали друг за другом. О простых людях, которых сжигали, резали, крушили и ломали, как куклы.
- Вам нельзя жить.
Состояние: Водяной щит сплелся с воздушным потоком Джека. Образовал твердокаменную прозрачную стену, оттеснившую почти всю толпу на несколько десятков метров.
Райна.
Они двигались вперед сплошной стеной. Без мысли в стеклянных глазах. Без крупицы сознания. Наполненные словом великих жрецов и волею их беспричинной. Неопровержимой. Они тянулись и из глоток их вырывался гул. Монотонный и непрерывный, он вползал в мозг, вытесняя разум. Сводя с ума.
Ты видела, как рядом зажглось неистовое пламя. Как загорелись руки женщины с темными волосами, что оказалась в одном кругу с тобой. Огонь сорвался с цепей и кинулся в толпу, кусаясь и поглощая. Вопли и крики сплелись в какофонию нестерпимого звука и более всего на свете захотелось, чтобы они все замолчали. Упали замертво или просто исчезли, но оставили вас в покое. Ведь вы не сделали ничего плохого. Ведь вы...
Вода ожила, запела и заструилась под пальцами послушно. Вода свилась в тугие струи, заканчивающиеся острыми лезвиями. Длинные ее плети ринулись прямо на толпу, на тех, кто жаждал крови и смерти. И они получили кровь и смерть.
Прозрачные потоки резали не хуже меча, кромсая людскую плоть. Захлебнулся в собственном предсмертном крике молодой паренек. Лопнула, как сухой пергамент, кожа огромного мужика. Один из водяных бичей вошел в горло вопящей женщины, раздувая до невероятных размеров, пока не лопнул живот, обрызгав кровавой взвесью стоящих рядом.
Состояние: Жизни четырех забрала вода. Быстро, жестоко, бескомпромиссно. Еще трое ранены серьезно.
Делагарди.
Так тонка завеса, отделяющая мир порядка от мира хаоса. Неразличима грань, за которой восходит на престол безумие. Опасное, острое, смеющееся хрипло. В его лучах сгорает ложь и выпячивается истина. Оно открывает то, что на самом деле прячется на дне грешных душ.
И вместе с ним приходит осознание собственной силы. Вместе с ним на плечи ложатся руки с длинными пальцами, а самого уха касается чье-то дыхание.
Ты чувствуешь его. Не видишь, но знаешь. Он так близко. Чернотой бескрайней глаз обжигает. Улыбается широко, нашептывая неясные слова. Это и неважно, что ты не понимаешь. Смысла нет. Правды нет.
Невинных - нет.
Сколько лет оковы давили на грудь, не давая дышать. Сколько лет холодной испариной выступал вместе с потом долг. Сломленная, сжатая, распятая обыденностью дней и сумасшествием матушки. Потерявшая нормальную жизнь. Забывшая, как это, когда нормально все.
Он подарит свободу. Он раскроет крылья вместе с тобой. Он не оставит никогда. Не предаст. Он будет рядом и выпьет все слезы. Он будет смеяться в унисон и рыдать навзрыд в подушку. Он будет лгать и говорить правду. Он станет тьмой в углах и светом ясных дней. Ты только впусти. Раскройся. Дай волю. Всем своим желаниям. Всем своим страхам. Не беги больше.
И он обнимет крепко. Опустит подбородок на плечо. И больше никогда не уйдет.
Тот, что носит имя - Безумие. Тот, чье лицо - Хаос.
"Ло"
Арис подарил тебе сегодня много драгоценностей. Рубинов, что рассыпались по полу кровавыми брызгами. Потоками жизни тех, кто падал и не вставал. Они все хотели прикоснуться к тебе. Разорвать. Оставить на память по маленькому кусочку Айлин. Каждый пытался урвать клочок, но Хеллгейт исправно играл свою роль. Он был ловок. Умел. Он бил безжалостно и насмерть. И никто не притронулся к тебе, пока душой овладевало неведомое и пугающее чувство единения с чем-то высшим. Кем-то.
Состояние: Сила подвела. Не нашла выхода, не смогла разжечь еще больше пламя безумия, что охватило людское море вокруг. А вот чувство одиночества ушло навсегда. Ты знаешь, что Он рядом. Он здесь.
Виглик.
Образы. Картинки. Видения. Они легко вплывали в голову и вытекали из нее так же легко. Где-то внизу разворачивалась драма. Там кричали люди. Там гудели люди. Там умирали люди. Такие забавные и нелепые. Такие смешные и страшные. Они лопались кровавыми брызгами и это было удивительно красиво. Столько красок вдруг на холсте мраморного пола. Алый, огненный, прозрачно-сизый. Пурпурный цвет безумия и желтый оттенок лжи. Стальное благородство и охровая честь. Все здесь. Ты только возьми кисть и нарисуй свою картину. Новое видение. Новую правду.
Чернота заволокла глаза. Чернота вытравила сомнения. Шелест антрацитовых крыльев и угольная смоль. Мир вокруг дрогнул. Мир внутри рассыпался.
И раздался детский смех.
Лицо белое, как молоко. Свет чистый, как рождение мира.
Яркий, ослепительный круг, за которым загорелись звезды. Теплые, искренностью наполненные, несущие в себе силу, пришедшую из других вселенных. Из тех мест, где о добре и зле не знают. Где не существует черного и белого. Где свет и тьма - едины.
Серебром белого тумана разошлось кольцо лучей маленького солнца. Солнца, которым вдруг стал ты. Слепящий, погрузивший всю залу на мгновение в сплошной белый абсолют. Вселивший в тела тех, с кем стоял в кругу одном - твердость, уверенность, силу. Забравший то же самое у тех, кто вязкой массой стремился поглотить и смять.
Состояние: Свет чистый разошелся по холлу, неся благо тем, с кем оказался рядом. Неся упадок тем, кто желал зла.