Но прошло две недели, а Домициан не пробудился. Кол, пронзивший сердце, крепко держал его в объятьях мёртвого сна. Прошёл ещё месяц, и когда Малдонато напомнил принцу о деле Домициана, то в ответ вновь получил: «Не сейчас». Мёртвые умеют ждать. Домициан оставался в склепе ещё месяц, а затем ещё и ещё. Чем дольше он был в торпоре, тем больше сомнений у принца было в том, чтобы вернуть к не-жизни почитаемого в городе мудреца, интерес к которому только возрос после приключившегося с ним в те две короткие ночи. Слухи о Хёрсте и Элиотте отгорели как солома — ярко и быстро. Слухи о стигматах Домициана были тлеющим угольком, продолжавшим потихоньку дымить и через полгода после того, как он спустился под Пердидо Хаус.
Поговаривали, что принц испугался растущего авторитета епископа. В скором времени Видалю самому предстоит погрузиться торпор, а наследник не выбран. Учитывая всё большую значимость фигуры Домициана, слово принца в этом вопросе может уже не сыграть значения, едва тот сомкнёт глаза в вековом сне.
Другие спорили, что, спустя три сотни лет, принц готовился признать право других религий на существование, как когда-то после Реконструкции Юга неохотно признал права низших кланов занимать важные домены и даже входить в совет Примоген. Стойкий сторонник идеалов Ланкеа эт Санктум Домициан мог стать помехой на пути примирения. Однако, у этого слуха не было подтверждений: встречи Принца Видаля и Барона Симитира не состоялось, а железная хватка Видаля над городом так и не ослабла.
Даже спустя почти год, МакДжинн всё ещё чувствовал себя на краю пропасти. Мёртвые умеют помнить долги и обиды. Перл Честейн показала клыки, защищая свой ковенант (и даже чёрную овцу МакДжинна), и установившийся в городе status quo пошатнулся. Но выстоял, пока. Принц пристально изучал эту шаткую конструкцию, способную теперь развалиться от одного пёрышка, а Домициан обладал политическим весом несравнимо большим для такой метафоры. «Не сейчас», продолжал говорить принц своему сенешалю, пока Малдонато в очередной раз не убедился, что нет ничего более постоянного, чем временное.
Но мёртвые умеют ждать. Домициан, проследивший становление Ланкеа эт Санктум от удара копьём до современных ночей, знал, что и тысяча лет для сородича — не срок. И если Господь позволит существовать этому миру ещё тысячу лет, он знал, что и тогда Ланкеа эт Санктум останется всё той же: чтящей заветы, данные им самим Создателем. Сменятся лишь декорации, но вечное останется вечным, а значит вечным душам смертных всё ещё будут нужны тёмные пастыри, чтобы выводить заблудших овец обратно на путь истинный.