- Пусть так, - Домициан убрал пули обратно во внутренний карман пиджака. - И я вижу твою невольную позицию, мой друг. Видаль хочет заключить меня в камеру. Его можно понять, учитывая мой припадок. Но, чтобы это не было так тяжко для моего самомнение и для спаянности нашего ковенанта, наш лорд принц хочет получить на то моё согласие. Что лучше пленника, который пленник по своему, пусть и вынужденному, согласию? Благородный гость, как они называли их в старые времена и называют до сих пор в первом сословии, так? Ах, он имеет моё согласие, передай ему.
- Я не хочу торговаться из-за каждой мелочи. Кто, я наш добрый джентльмен Пирпойнт МакДжинн, которого, по твоим словам, я почти что прикончил так недавно? А это правда: бла-бла-бла и бла-бла-бла, я старейшина и вы же не хотите навлекать на себя неудовольствие такого могучего сородича как я, и ведь мы можем согласиться, и ведь мы можем достигнуть компромисса, если я брошу вам какую-то подачку. Всё это он говорил мне, после того, как его вассал попытался совершить самое ужасное из преступлений и убить другого вампира. Весь этот типичный бред первого сословия, который сводится к тому, что, о, я стар, и мой меч стар, стар, стар, стар. Я думаю, что меня можно понять, что я был им несколько недоволен, МакДжинном. В любом случае, пусть все оно будет так, как будет и как Августо Видаль решит. Я остаюсь здесь.
- Но, быть может, согласится, если я останусь здесь, получив доступ к, хотя бы, чему-то большему, чем это комната? Я не претендую на доступ ко всему его замку, Пердидо Хаус, нет. Но хотя бы к этому этажу и тем этажам, что он сочтёт доступными для меня, может быть? Всё же, я не какой-то мятежник, которого нужно держать в его камере... Если на то пошло... Если на то пошло, не пожелает ли он встретиться со мной?
- Послушай, Элджин, мы оба знаем, что в последние ночи Марди Гра он не делает ничего. Он удаляется от нас, и позволяет ежегодному вертепу и беззаконию идти своим чередом. Дать выход Зверю, они говорят. Ты знаешь, что я давно хотел написать свою историю Нового Орлеана. Я говорил с некоторыми старейшинами об этом уже, и я собрал их интервью. Быть может, и мой кузен Август Видаль соблаговолит дать мне свой отчёт? Как бы там ни было, в этом месяце он всё ещё не исповедовал меня. Он, таким образом, должен уделить мне один вечер пока мы заперты с ним здесь и так и так. Что изменится, если это будет два, или три, или четыре вечера?
- И, да, да, я ещё раз скажу, что слышу и понимаю, о чем наш сюзерен приказал тебя спросить меня. Я понимаю, о чем он просит. Он приказал бросить меня в казематы? Он имеет моё согласие на это. Судьба Ланкеа превыше наших судеб. Пусть я буду здесь, и пусть за мной наблюдают. Если это так, что болезнь вентру поразила меня, то... ах-ха... я покончу с собой, как это и должно. Но не прежде, чем я убежусь, что безумие неизбежно. Это я говорю.
- И да, конечно, если Видалю представляется, что это невозможно, дабы я мог быть отпущен охотиться под честное слово - а я настаиваю, что я всё ещё могу это делать - то пусть, я готов принимать пищу, которая будет добыта за меня. Всё же, что бы там ни случилось, я считаю себя освящённым, и я думаю, что могу охотиться сам. Пусть он пошлёт со мной своих слуг, наш лорд принц, или ограничит мне какие-то границы вокруг своей вотчины. Я даю ему моё слово, что буду возвращаться в свою клетку после охоты так долго, как он хочет.