— Мне нужна минута!
Альберт Карл едва понимал, что говорит женщина. Гулкое эхо звучало в его голове, заполняя черепную коробку подобно трубным звукам шофаров, по легенде, обрушивших стены Иерихона. Почему на корабле произошёл взрыв? Кто его устроил? Джонни и Вольфганг оказались в ловушке на ловца или отчаянно импровизируют? Неважно. Неважно!
Профессор понимал, что не в силах облегчить выбранный «коллегами», как он сам их назвал, путь. Стой он плечом к плечу вместе с ними — он первый погиб бы от пуль, ножей или Господь знает, чего ещё. Он не мог броситься в реку следом за Донованом. Он понятия не имел, как на живую орудовать топором, до сих пор глупо торчавшим за поясом брюк. Он только мешался бы под ногами. Он всех бы задерживал. Он не умел думать быстро. Он всё это понимал. Но отчаяние Элиотта не становилось меньше. К чему быть профессором, если ты никак не можешь помочь?!
Голубые глаза Альберта Карла пожирали корабль с неподдельной ненавистью, как будто несчастный сухогруз сам стал источником всех зол. Последнее, что у него осталось — это последняя попытка помочь, наверняка такая же неловкая и бездарная, как все остальные — но она ещё оставалась.
Какая-то часть доктора Элиотта отстранённо анализировала произошедшее. Малотоннажный речной сухогруз обычно целиком отводится для локальных грузоперевозок. Если большие суда находятся в нераздельном владении компании или фрахтового брокера, торгующего метражом, то малые зачастую используются на основании коллективных подрядов. Предполагая такую посылку верной, мы получаем корабль-скорлупу, полую изнутри и «разбитую» на несколько отсеков под индивидуального заказчика. Коридоры между ними тесные и едва проходимые, а административные помещения ввиду асектизма могут служить тюрьмой. Это клетка и это лабиринт. Взрыв на полузатонувшем судне практически наверняка превратит его внутренности в железный хаос, который нещадно потрошат вода и ржавчина. Почти наяву профессор слышал лязг лопающихся переборок, низкий гул врывающейся в пробоины воды, стальное месиво, вспышки света... Даже эхо выстрелов вдруг стало звучать так близко, как будто сознание Альберта Карла больше не находилось в его теле.
Он был там. Внутри. Кровь звала Кровь.
Профессор искал Габриэля. Отчаянно, из последних сил, Альберт Карл протягивал ему нить Ариадны, пытаясь подсказать, направить, привести.
Бросайтесь в воду и плывите! Сюда, ко мне!
... озеро Пончартрейн вздувается чёрной массой, поглощая его лакированные туфли.
Нет!
... бездна тянет его в себя. Сон становится явью.
Нет!
... бесполезно. Бессмысленно.
Нет!
«Но вы умирали и мне пришлось вмешаться», — сказал ему Габриэль в ту ночь.
... металлический блин палубы-потолка рушится буквально на головы, лишая происходящее трёхмерного смысла.
Нет!
Южный берег!
«Мне искренне жаль, профессор», — сказал ему Габриэль в ту ночь.
«Вы умираете», — глядя куда-то мимо вооружённых охранников, думал профессор. — «Мне придётся вмешаться».
Путеводная нить. Сияющий луч. Направление. Единственный ориентир во взорвавшейся дымом, огнём и чёрной водой темноте. Профессор не знал, удалось ли ему это, но всеми силами пытался пробиться к тому ощущению единства, которое испытал, когда смог-таки добраться до сознания Примогена перед тем, как начался штурм. Профессор Элиотт звал Примогена к себе.
На заднее сиденье огромного пикапа Альберт Карл смог подняться только с помощью крепкой как дубовая свая руки.
— Этот джип, — только и смог добавить он, закрывая глаза в жгущем душу ожидании. — Не уезжайте без него.