— По дороге сюда вы спросили меня, что стало с результатами исследования.
Каким-то преподавательским чутьём Альберт Карл уловил, что мрачное молчание (или наоборот, напряжённое переваривание почти коллективного удовольствия) вряд ли тепло скажется на атмосфере в автомобиле, и принялся за негромкое повествование.
— И я ответил вам, что мне и мистеру Хёрсту не выпало шанса обговорить детали, а уж тем более, приступить к работе. Это так. Но, поразмыслив над вашим интересом, я повторюсь в выводе. Мне сильно казалось, мистер Априле, что Габриэль Хёрст замыслил нечто значительное. Или узнал о чём-то, но не мог самостоятельно оценить, каковы и сколь вероятны последствия этого воображаемого чего-то. Он показался мне человеком скромным, внимательным и очень хорошо ориентирующемся в любом вопросе, если дать ему точку опоры. Как у Архимеда, помните: «... и я переверну мир».
Альберт Карл Элиотт не знал, какой мир хотел перевернуть Габриэль Хёрст. Мир, где в бордели, которые построил Джек — а вероятнее, построили трудолюбивые Фуэнтес, Хуан, Луис и Сантос, ведь Джек не строит бордели, он в них ходит; — где в бордели наведываются вампиры, где кровь и секс неразделимо связаны, где убивают в пределах планового распорядка дня и выбрасывают в окно телефоны, потому что красной кнопки недостаточно, чтобы закончить иной разговор? Профессор Элиотт не был хорошим психологом, но был достаточным, чтобы верить своим впечатлениям о людях. Габриэль Хёрст показался ему персонажем иного склада. Терпеливым, осторожным, умным. Скорее Киссинджером, чем Наполеоном.
— Но о чём мог узнать мистер Хёрст? Что мог запланировать? Совершенно очевидно, что это касалось «Сородичей», о которых он упоминал. Совершенно очевидно, что его интерес носил прагматичный подтекст. Для досужего интереса он слишком увлёкся темой. Здесь налево, пожалуйста. Теперь я начинаю видеть, что он видел проблему, но не видел в ней угрозы себе. Иначе, я думаю, этот умный человек другим образом повёл бы себя в «Интерлим». Ваше появление и ваши мотивы в его поиске подталкивают меня к выводу, что есть некая сторона, заинтересованная в возвращении мистера Хёрста. Возможно, чтобы усилить и возглавить её.
Альберт Карл уже знал ответ, когда задал риторический вопрос:
— Один ли такой «Примоген» в Новом Орлеане? Нет-нет. Их много, верно, мистер Априле? Есть политическая игра, где одна фигура смахнула мистера Хёрста с доски чужой рукой, а другая мечтает вернуть его в строй. Вот оно как. Масса незрячих агентов, повинующихся скрытым кукловодам. Я был нужен ему как советник. Вы — нужны его «номеру два» как надёжный исполнитель. Но кто же тогда выступил против мистера Хёрста?.. Вы многого не хотите говорить, мистер Априле, и это вполне объяснимо. Но, завершая этот импровизированный экспресс-анализ, я говорю следующее: опасайтесь предательства в самом ближайшем окружении. Этот удар нанесли руки извне, как подтверждают выводы мистера Моргана, но эти руки направил кто-то из вашего мира и моего города. Кто-то, близкий к фракции, к тому сегменту системы, который представлял мистер Хёрст. Здесь примите правее, скоро будет съезд.