Элиотт тяжело облокотился ладонями на стол, глядя на доктора сверху вниз. Ему казалось мерзким и каким-то не совсем честным слепо подавлять чужую волю. Одно дело — вести дискуссию, предлагать собеседнику пищу для размышлений и сообща делать выводы, как он привык работать со своими студентами. А вот так — подло и слишком грубо... Но какие выводы профессор мог за минуту предложить перепуганному человеку, сам балансируя на грани паники?
— Сэр, — собрав воедино всё доступное самообладание, Альберт Карл заговорил твёрдым и уверенным голосом, снова вспоминая методички психологов из экстренных служб, — пожалуйста, взгляните на меня. Сэр, пожалуйста, сделайте это. Я хочу вам помочь. Просто сделайте это. Вот так. Хорошо. Сэр. Теперь слушайте меня внимательно.
Профессору было тяжело стоять, опираясь руками на скользкое ребро прозекторского стола и поминутно отмахиваясь от накатывающих мутных волн. Но он стоял, глядел своими ясными глазами-иглами в расширенные зрачки доктора. Стрелка чёрно-серебряных часов на его руке, каким-то чудом переживших все ночные треволнения, мягко стрекотала, отмеряя положенную ему минуту. Почему-то Элиотт не сомневался, что по её истечению подчёркнуто-вежливый итальянец просто схватит его за шиворот и поволочёт за собой. Альберт Карл должен был спасти человека за шестьдесят секунд.
То, что он делал, не было жестоким и издевательским приказом гипнотизёра. Альберт Карл не унижал, забирая у взрослой личности самостоятельность; напротив, с терпением сиделки он помогал доктору Харви домыслить картину случившегося, мягко и безболезненно встраивая нужные нотки в нарушенный аккорд и элегантно направляя разум врача в нужное русло. Альберт Карл не подавлял чужую волю, а изменял саму память, говоря нежно, но очень-очень разборчиво. И страшные голубые глаза профессора сверлили доктора, не отрываясь ни на миг.
— У вас был обычный рабочий день, согласитесь? Забудьте всё, что вы слышали об Альберте Карле Элиотте, ведь откуда вам что-то знать про него? Вы же никогда не видели ни меня, ни человека рядом со мной. Последние пять минут просто забудьте: согласитесь, что за сущая ерунда? Мы же взрослые люди... Вы спокойно провели вскрытия двух из трёх поступивших к вам мертвецов, помните? Никаких посторонних в этой комнате не было, потому что сюда не допускаются посторонние, как вы отлично знаете. Но личность покойников установить не удалось, что вы хорошо запомнили. Ведь так? Никаких документов, никаких зубных карт, никаких аномалий при вскрытии... чистые отпечатки — вы отлично это знаете, потому что вы отлично знаете свою работу. Вы ведь хороший доктор. Оба погибли от пулевых ранений в область груди: двух — первый и трёх — второй. Тут ничего необычного, помните? Кажется, вам кто-то сказал про перестрелку... верно ведь, доктор? Сейчас вы заполните необходимые документы, точно зная, что вернули оба тела в камеры, и отправитесь домой. Вы же аккуратный доктор, а ваша смена как раз закончилась. Там вы возьмете деньги и паспорт, сядете в первый же самолёт до своего любимого штата на севере. Вы ведь хотели в отпуск, помните? На недельку... посмотреть свой любимый штат на севере. Да? Конечно же да... У вас есть жена? Возьмите её с собой, скажите, что это сюрприз. Поэтому-то вы так и торопитесь! Помните? Сюрприз. А вы ещё не купили билеты... поэтому не обращайте на нас внимания и спокойно заполняйте свои бланки, доктор. Нас тут нет и никогда не было. А вы достойно выполнили всю свою часть работы, дальше — дело полиции.
Стрелка почти сделала оборот. Альберт уже почти чувствовал железную руку Априле на загривке.
Всё!
Его время вышло.
Но ещё какое-то время профессор Элиотт смотрел в глаза доктору, как бы безмолвно повторяя и проговаривая свои приказы. Он не пугал. Он помогал доктору понять. И не его, Альберта Карла, была вина в том, что лучшим способом понимания здесь стало... забвение.
— Я сделал, что мог.